Весть об убийстве на какое-то время затмила все, в том числе и полученное ночью божественное откровение. Убийство соседа, это все равно, что убийство в своем доме. Ладно – пусть не в своем доме, а на пороге его. На пороге – вот точное определение.
Но стоило только волнению немного уняться, как Ной вспомнил. Сердце пронзило болью, сильной, острой, жгучей болью, от которой спирает грудь и темнеет в глазах.
Разве возможно такое?
Неужели, все обречены? Все, кто стоит рядом, обречены? Хоар обречена? Ее не родившийся ребенок обречен? Нет, не может такого быть! Он неправильно понял, неверно запомнил, все не так! Не так! Не так!!!
В ответ на сомнения Ной снова услышал Голос. На этот раз Голос был тих и звучал только внутри, словно поднимался из глубины сердца. Но это был тот же самый Голос и говорил Он те же самые слова.
– Я затоплю землю и уничтожу на ней всех, в ком есть дыхание жизни…
Ираду было уже все равно. Раскинув руки в стороны, лежал он лицом вниз, словно намереваясь напоследок обнять свою землю, землю, принадлежавшую еще его деду Малху, землю, обильно политую потом нескольких поколений. Мотыга с отполированным ладонями черенком из тиса, лежала в локте от тела Ирада, справа. Возле мертвого хозяина и мотыга казалась мертвой, уже не надеющейся послужить кому-то.
«Все, кто живет на земле, погибнут…»
Ирад погиб не от воды, а от ножа, торчащего из его спины. Судя по плохо, небрежно оструганной деревянной рукояти, нож был из самых простых, из недорогих. Такой нож можно не забирать с собой, а оставить в трупе. Не жаль такого ножа.
«Но с тобою будет у Меня договор, что Я беру тебя под свое покровительство…»
Дешев нож или дорог, а жизнь отбирает одинаково. И нет никакой разницы, чем ударили человека, таким вот простым оружием или богато отделанным кинжалом из закаленного в трех водах – дождевой, родниковой и колодезной и остуженного в молоке железа. Конец един, а, стало быть, и суть едина. Но лучше, наверное, такая смерть – внезапная, мгновенная (если клинок воткнуть в этом месте, то он непременно пронзит сердце), чем утопление в воде во время потопа.
«Ты войдешь в ковчег – с сыновьями, женой и женами сыновей…»
Четверо мужчин, переглянувшись друг с другом, занялись Ирадом. Нож был извлечен и с отвращением отброшен в сторону. Тело перевернули на спину и закрыли лицо, искаженное гримасой боли куском полотна, оторванного от полы рубахи Ирада. Затем бездыханное тело подняли за руки и за ноги и понесли по направлению к дому. Мотыга Ирада осталась лежать там, где лежала.
«Ты войдешь в ковчег…»
Собирался человек подровнять канавки для воды перед очередным поливом, и встретил свою смерть. Неисповедимы пути всего сущего, неподвластны нашему пониманию.
«Ты войдешь