Р.: Вот когда ты туда шла, что ты думала, что чувствовала?
Аня: Я была безумно напугана, напугана этим огромным серым зданием. Мне было очень страшно, я не могла поверить, что у меня рак, хотя я и раньше догадывалась: у меня явно неладно. Но когда сделали пункцию, врачи нашли что-то, я не знаю, как это называется. Р.: Атипичные клетки.
Аня: Вроде. Там такие порядки, что если врачи точно не уверены в диагнозе, то они посылают в другую больницу, где удаляют простые доброкачественные опухоли. А там сидят два врача, и один говорит другому: «Ну что, будем оперировать?» Другой отвечает: «Вроде это не рак» А я еще думаю: «Ничего себе! Они не уверены? Один говорит, что это рак, а другой говорит, что нет. Правильно ли они оперируют? А вдруг у меня рак?»
Р.: А сколько тебе тогда было, 14 лет? Рановато же ты начала задумываться!
Аня: Ну да! В этой больнице я пробыла неделю, мне сделали операцию и послали анализ на гистологию. Оказалось, что это рак 2-й степени. И тогда меня послали снова на Каширку. Там мне уже сделали вторую операцию почти через полгода после первой и велели наблюдаться у них каждый месяц. Ну, это я уже потом точно узнала, что опухоль злокачественная. Первый раз я лежала в больнице неделю, а второй раз, через полгода, когда мне сделали вторую операцию на Каширке, в больнице не было мест, и нам предложили лечиться амбулаторно. Меня родители привозили на все процедуры и исследования на машине, иногда каждый день приходилось ездить. Во второй раз мне вырезали достаточно большой кусок вокруг опухоли, удалили все радикально. Но не стали делать ни химию, ни облучение. Вроде при этом виде опухоли это лечение не имеет смысла. Только наблюдают постоянно до сих пор и делают все необходимые анализы и исследования раз в полгода. Теперь там шрам, и, когда меня спрашивают, в чем дело, я шучу, что это меня медведь укусил.
Р.: Понимаешь, меня интересует не столько медицинская сторона дела, сколько твои ощущения и мысли. Врачи прямо говорили тебе?
Аня: Нет, они прямо не говорили. Но я же чувствовала! Мне очень не нравилось, что я должна была каждый месяц, а то и чаще, ездить на Каширку. Да я просто стеснялась того, что у меня вообще была какая-то операция. Я никому не говорила об этом в школе. Р.: В каком классе ты была?
Аня: Уже в 9 классе. Нет, я хотела как можно скорее забыть, что у меня была какая-то операция. Я ужасно стеснялась вообще, что меня оперировали, я старалась максимально скрывать, ну может, одной – двум подружкам сказала, но ни с кем это не обсуждала, никому ничего не говорила. Потом я перешла в другую школу. Р.: Ты сознательно перешла, или так совпало?
Аня: Вообще-то, я специально готовилась к экзаменам в лицей. Нет, это не относится к болезни. Мне просто не нравилась старая школа. Я вслед за своей подружкой перешла в лицей. Меня приняли, и я радовалась, что должна идти в новую школу. И тут в августе мне сказали, что у меня опухоль злокачественная, и мне надо срочно делать вторую операцию. Я говорю: «Да вы что, я же в новый лицей иду, неужели нельзя подождать?» – «Нет, – говорят врачи, – иначе будет саркома или еще что-то похуже».
Р.: