В те дни в его жизни имел место еще один неожиданный эпизод. Из краевого военного комиссариата пришла повестка, в которой Науму Васильевичу предписывалось прибыть для получения второго ордена Красного Знамени. А он отправил повестку обратно, написав, что «награду принять не может, так как после первого ордена не знает и не помнит других своих заслуг». Вот каким оказался красноармеец-коммунист, прошедший боевую и политическую закалку в 30-й «железной» дивизии РККА. Свое несогласие с непонятным нэпом он заявил честно и без всякого сожаления открыто отказался от награды как не заслуженной им.
Кстати, он и первый-то орден принял без особой охоты. Забавно было слышать от него и об этом случае. После штурма Перекопа его единственного в батальоне наградили орденом Боевого Красного Знамени. Других наградили золотыми именными часами. Наум Васильевич рассказал, что он долго упрашивал комиссара обменять орден на золотые часы с цепочкой. «В селе у нас, – объяснял свой поступок герой Перекопа, – золотые часы с цепочкой имел только сын лавочника. А если бы я вернулся домой с такими же, то все наши деревенские девки стали бы моими ухажерками. А орден? Что он значит? Значок как значок!» Мы слушали эту непридуманную сказку и вспоминали придуманного крестьянского сына Василия Теркина, которому непременно ко встрече со своими невестами «в стороне своей смоленской» достаточно было бы простой солдатской медали. Мы вспоминали при этом и себя. Ох как нельзя было вернуться с войны «на свою вечерку» без медали! А еще вспоминалась любимая сердцу песня про «письмо летучее» от далекой воображаемой невесты, «что ждет и в крайнем случае согласна на медаль». Ох, как понимали мы уважаемого лектора, знающего цену своему подвигу и чести, за бескорыстную солдатскую душу.
Свой «грех» Наум Васильевич осознал собственным умом и искупил опытом крестьянской жизни, с помощью своих соратников-политбойцов, не вычеркнувших его из своих рядов, доверивших ему ответственную работу в совете и пославших его на учебу сначала в школу крестьянской молодежи, затем на рабфак, а потом и в Институт красной профессуры. В партию большевиков Наум Васильевич снова вступил в 1923 году и никогда, до самой смерти, из нее более не выходил. Пережив и переосмыслив свой левацкий перегиб, свою «детскую болезнь», Наум Васильевич в своих лекциях особое внимание уделял именно этой опасности, порой незаметной, но приносящей больший вред действиям и поведению партийных функционеров. На всю жизнь запомнились мне его лекции о диктатуре пролетариата как политического союза трудящихся, организованного в форме Советской власти для завершения борьбы «против сил и традиций старого общества»,