Виолет очень неторопливо приводила в порядок ноготь большого пальца Вербины, и обе смотрели на этот ноготь так пристально, словно рассчитывали найти в нем разгадку смысла жизни.
Конфетка достал из холодильника швейцарский сыр, консервированную ветчину, горчицу, банку маринованных огурчиков, пакет молока. С одной из полок взял хлеб, сел к пожелтевшему от времени кухонному столу.
Стол, стулья, буфеты, полки когда-то сияли белизной. Теперь сменили цвет на желтовато-белый, серо-белый, кое-где потрескались. Обои, с веселенькими маргаритками, запачкались, отклеились в некоторых швах. Ситцевые занавески провисли под накопившейся на них грязью и пылью.
Конфетка сделал и съел два больших сэндвича с сыром и ветчиной. Молоко пил прямо из пакета.
Внезапно все двадцать шесть кошек, лениво развалившихся на близняшках и вокруг, одновременно вскочили и проследовали к заслонке на петлях, которая занимала нижнюю часть входной двери, чуть ли не строем вышли на улицу. Вероятно, пришла пора справить нужду. Виолет и Вербина не хотели, чтобы в доме стоял запах кошачьих туалетов.
Конфетка закрыл глаза и глотнул молока. Он бы предпочел, чтобы молоко было комнатной температуры и даже чуть теплее. Отдаленно оно напоминало кровь, хоть и не обладало присущей крови остротой. Не будь молоко охлажденным, оно бы в большей степени напоминало кровь.
Через пару минут кошки вернулись. Теперь Вербина лежала на спине, с подушкой под головой, закрыв глаза. Губы шевелились, словно она разговаривала сама с собой, но ни единого звука с них не слетало. Она протянула сестре другую худенькую руку, и та принялась методично обрабатывать ногти. Длинные ноги Вербина раскинула в стороны, так что Конфетке открылась ее промежность. Одета она была в футболку и тоненькие, персикового цвета трусики, которые скорее подчеркивали, чем скрывали ее половую щель. Молчаливые кошки облепили ее, похоже, более озабоченные приличиями, чем она, и бросали на Конфетку укоряющие взгляды, словно знали, куда он смотрит.
Он уставился на крошки на столе.
– Френки был здесь, – нарушила тишину Виолет.
Поначалу его больше удивил сам факт, что она заговорила. Потом до него дошел смысл сказанных ею слов. Не просто дошел – потряс. Конфетка так резко поднялся, что свалил стул.
– Здесь? В доме?
Ни кошки, ни Вербина не дернулись от грохота упавшего стула, от резкости его голоса. Продолжали сонно лежать, безразличные к посторонним шумам.
– Снаружи. – Виолет сидела на полу рядом с распростертым