– Да! – говорил тем временем черт уже совершенно другим голосом. – Две сковородки здесь. Да. Пошел в ****!
Он послушал, что скажет его собеседник и тон его сделался мягче.
– Да уж какие есть. Сам ты застрял, собака. Ладно. Да. Да. Да. Да.
Черт положил трубку и сделался опять любезным.
– Можно я еще шампуня в баночку наберу? – попросил он, по-видимому, очень стесняясь.
– Давайте, я вам целую отдам. У меня как раз новый.
И тут увидела, как он вздохнул.
– Ничего, что фруктовый? Вам подойдет?
– Да, – с некоторым изумлением ответил он. – Даже очень. Все лучше, чем щелоком.
– Возьмите мыла кусочек.
– Ой, спасибо! – черт опустил мохнатые ресницы на свои багровые щеки. – Я только боюсь, как бы вас от нас не забрали.
При этом голос его сделался томным.
– Уж больно вы…
– Не волнуйтесь, – уверила я.
Мы засмеялись.
– Я знаю, что про нас рассказывают, – добавил он, торопливо намыливая щеки и двумя пальцами вытаскивая из стакана на полке безопасную бритву. – Но это все неправда. Про вас, журналистов тоже всякие ужасы рассказывают, а вы же знаете, вы люди совсем не страшные.
Он захихикал прежним заговорщическим хихиканьем, вытер физиономию поданным ему полотенцем и мы вернулись на кухню.
– Привет вам от вашего бывшего шефа, – кстати добавил черт.
Я ахнула.
– Когда же он успел?
– Да вот, как-то, начали было повышение оформлять, все как-то руки у начальства не доходили – и смотри, инсульт. Кондратий.
– И как он…?
– С шефом с вашим был бардак. Дергали его туда-сюда – обхохочешься. Но это, слава богу, заранее был решено, так что я его ждал. Ну, не я, но тоже, так сказать… ждал, в общем. А то, знаете, бывает смешно: прилетит этот придурок с крыльями, и мы тащим: один за одну ногу, другой – за другую. Уж это главное – вытащить к нам. Там потом разберутся промеж себя. Сейчас эти со всякими реаниматорами дошли не знаю, до чего.
Тут черт вздохнул и умолк – очевидно, был совсем измучен.
– А, – прибавил он вдруг, – а скажите, есть ли у вас кто?
Я медленно наливала чай.
– В каком смысле “есть”?
– Ну, известно, в каком.
Черт отхлебнул из чашки.
Молчание мое было долгим, и чем дольше тянулось это молчание, тем более становилось ясно, что не только о приличиях, но и о самом заданном им вопросе говорить смысла не имеет никакого.
Черт ласково улыбался.
– Есть, стало быть, – произнес он.
Я твердо решила не отводить взгляда. Но странное дело: чем дольше вглядывалась я в его лицо, тем более мне казалось…
– Да, –