Однако, когда незнакомец без разрешения вошёл и отрекомендовался, приложив пальцы к козырьку фуражки, я понял свою ошибку.
– Генерал-лейтенант Май-Маевский. Позвольте же мне, наконец, снять мою одежду, господин Горький!
Не сразу пришел я в себя. Я, честно говоря, не люблю людей нахрапистых, даже и в генеральских чинах. Но делать нечего, военной силе приходится уступать. С учтивостью человека, побывавшего в Англии и в Соединённых Штатах, перенявшим грамматику благовоспитанности, я сделал приглашающий жест.
Незнакомец достал из широкого кармана штанов огромный носовой платок, более напоминавший половую тряпку.
В самом деле, использовал он её по назначению: принялся, сопя, вытирать сапоги. Мне не оставалось ничего другого, как помочь ему повесить мокрую шинель и пригласить пройти. Когда вытирание сапог закончилось, вошедший удостоил меня парой слов: – Разрешите представиться. Меня зовут Владимиром Зеноновичем. Или Зиновьевичем, если вам трудно выговорить. С моим отчеством всегда путаница. А вы, стало быть, и есть тот самый Горький?
– Позвольте предложить вам чаю, – не теряя достоинства проговорил я. – У меня для знатоков есть особый британский, с жасмином.
– Терпеть не могу англичан, – засопел генерал. – Дайте лучше водки для сугрева.
– Я спиртного не пью.
– Что, недавно бросили? Тогда мы с вами поймём друг дружку. Сам страдаю запоями-с.
– Нет, я запоями не страдаю. У меня другая болезнь. Так я налью вам минеральной воды, а себе – английского чаю, – сказал я, чтобы поставить нахала на место и показать, кто хозяин в доме.
– Будь по-вашему, – генерал показал мне на кухню, будто денщику, – несите чай!
Когда я вернулся с чашками и печеньем, мой гость совсем уже освоился и поглядывал в отметки, сделанные мной карандашом в «Науке и жизни».
– Не знал, что вы интересуетесь садоводством, – вымолвил он.
– Самообразование есть потребность творческого человека любой профессии, тем более писателя, – отозвался я. – Чем могу быть полезен?
Вошедший крякнул и поднял брови.
– Признаться, сбит с толку. Не ожидал получить такой культурный приём. Кто ж предполагал, что большевики так уйдут вперёд. Я сразу заметил в вас человека интеллигентного. Хотя, читая вашу «Мать», и не догадаешься. Вы, наверное, специально там пороли чепуху! – хлопнул меня по плечу Владимир Зенонович.
– Ничего я не порол. Роман «Мать» переписан теперь заново. Я назвал его «Die Mutter Anne Amalie», да будет известно вашему превосходительству, – отвечал я с английской учтивостью.
– Ах, вот оно как!
Говорил генерал быстро и ориентировался в новых обстоятельствах тоже молниеносно. Я рассматривал лицо гостя. Мясистый нос, живые насмешливые глаза под пенсне.
– Угощайтесь и расскажите, что за беда вас привела ко мне? – продолжил я