Типажи посетителей резко отличаются от персонажей традиционных сценок Дня благодарения, заполнивших экраны в этот праздничный уик-энд. За столиками в основном молодые люди с хриплыми голосами и избытком энергии и тестостерона, не находящих применения. Они кричат, чтобы их услышали сквозь гул музыки, хватают официанток, чтобы привлечь их внимание, гикают и улюлюкают, выражая таким образом свой восторг, когда гитарист делает удачный пассаж.
Их решительный настрой развлечься во что бы то ни стало низводит их инстинкты до уровня инстинктов простейших обитателей животного мира.
Треть мужчин находится в компании молодых жен или подружек со сложными прическами и невообразимым гримом. Они ведут себя так же шумно, как и их мужчины, и потому были бы такими же неуместными у семейного очага, как яркий крикливый попугай у постели умирающей монахини.
Внутри подковы бара располагалась овальная сцена, вся в красных и белых огнях прожекторов, на которой тряслись под музыку две молодые женщины с очень ладными крепкими фигурами. И это у них называлось танцем. На них ковбойские костюмы, которые призваны дразнить и возбуждать, все в бахроме и блестках. Одна из них, снимая с себя верх, сопровождает это свистом и гиком.
Посетители, сидящие на стульях у стойки бара, разного возраста, но все они, в отличие от тех, что за столами, одиноки. Они сидят, молча воззрившись на гладкокожих танцовщиц. Многие сидят, слегка покачиваясь на стульях или задумчиво кивая головами в такт какой-то иной музыке, не такой зажигательной, как та, которую играют в баре; они похожи на группу морских анемонов, колыхаемых медленным глубоким течением, в молчаливом ожидании, пока оно принесет им какой-нибудь лакомый кусочек.
Киллер садится на один из двух свободных стульев и заказывает бутылку темного пива у бармена, кулачищами которого можно с легкостью колоть грецкие орехи. Все три бармена – здоровые мускулистые детины, нанятые, без сомнения, за их способности вышибал.
Танцовщица с оголенной грудью в дальнем углу сцены – яркая брюнетка с широкой тысячеваттной улыбкой. Она вся в музыке и, похоже, действительно наслаждается танцем.
Вторая танцовщица, находящаяся поближе к нему, длинноногая и более привлекательная, танцует механически, в каком-то оцепенении. Это либо от наркотиков, либо от отвращения. Она никому не улыбается и ни на кого не смотрит, уставясь в какую-то дальнюю точку, известную только ей одной.
Она кажется неглупой, но высокомерной, с пренебрежением относящейся к глазеющим на нее мужчинам, в том числе и к киллеру. Он с превеликим удовольствием вытащил бы пистолет и выпустил несколько пуль в это шикарное тело, одну из них ей в лоб, чтобы неповадно было корчить пренебрежительные гримасы.
Тело его сотрясает сильная дрожь от одной только мысли, что он