Имей Холли склонность к спиртному, она бы всерьез задумалась о том, что и ее может ожидать похожий финал. Но если от первой рюмки она чувствовала приятную легкость, после второй начинало шуметь в голове, то третья укладывала ее спать.
«Проклятая жизнь, до чего я ее ненавижу», – думала она.
– Ты жалкая тварь, – произнесла она вслух, обращаясь сама к себе.
– Ну и пусть. К черту! Все так беспросветно.
– Меня тошнит от твоих истерик, – сказала Холли тихо, с отвращением.
– Это вы мне? – спросил Томми Викс, подметавший пол в нескольких шагах от ее стола.
– Нет, Томми, так… сама с собой разговариваю.
– Придумаете тоже! Вид у вас неважнецкий. О чем печалитесь?
– О жизни.
Томми выпрямился и оперся о щетку, скрестив длинные ноги. На его широком веснушчатом лице появилась добрая сочувственная улыбка.
– Что-то не ладится?
Холли посмотрела на его оттопыренные уши, копну волос морковного цвета, достала из пакета несколько конфет и бросила в рот. Откинулась на спинку кресла.
– Когда я закончила университет в Миссури и получила диплом журналиста, мне хотелось перевернуть весь мир, писать сногсшибательные статьи, получать Пулитцеровские премии – и что вышло?! Знаете, чем я занималась сегодня вечером?
– Понятия не имею, но готов поклясться, вам это было не по душе.
– Торчала на ежегодном банкете Портлендской ассоциации лесопромышленников, брала интервью у изготовителей пульмановских вагонов, торговцев трехслойной фанерой и облицовкой из красного дерева. Они присуждали премию «Призовое бревно» – так они его называли. Мне пришлось брать интервью у победителя – «Лесопромышленника года». Потом летела сюда, чтобы успеть дать статью в номер. Горячий материал, только успевай поворачиваться, не то ловкачи из «Нью-Йорк таймс» оставят тебя с носом.
– Я думал, вы пишите об искусстве и досуге.
– Надоело до чертиков. Знаете, Томми, один-единственный графоман может внушить вам такое отвращение к поэзии, что пройдет лет десять, прежде чем вы снова начнете читать стихи.
Холли бросила в рот еще несколько конфеток. Обычно она избегала сладостей – не хотела растолстеть, помня о печальном примере собственной матери; но сейчас глотала конфеты одну за другой. Все равно настроение хуже некуда.
– Если верить кино и телевидению, журналистика – блеск, романтика, слава. Какая ложь!
– У меня ведь тоже жизнь не удалась. – Томми почесал за ухом. – Думаете, я мечтал подметать полы?
– Наверное, нет, – ответила она,