Прошло еще немного времени, и она почти перестала грызть ногти. Она еще не преодолела целиком свою замкнутость, но казалась более спокойной и довольной собой, чем когда-либо прежде.
– Теперь, когда нет этого извращенца, – сказала Тельма, – она, смотришь, и оправится.
Двенадцатого января 1968 года, это была пятница, Лоре исполнилось тринадцать лет, но она не отмечала день рождения. У нее не было настроения.
В предыдущий понедельник ее перевели из приюта Макилрой в Касвелл-Холл, приют для старших детей в Анахейме, в пяти милях от ее прежнего места обитания.
– Жди нас в мае, – успокаивала ее Тельма. – Второго мая нам исполнится тринадцать, и нас только тут и видели. Мы будем снова вместе.
Когда воспитательница из Касвелла приехала за ней, Лора не хотела оставлять старое место, но потом подчинилась судьбе.
Приют Касвелл-Холл размещался в старом школьном здании, где классы были превращены в спальни, комнаты отдыха в кабинеты воспитателей. Атмосфера Касвелл-Холла была более казенной, чем в приюте Макилрой.
Касвелл был также опасней приюта Макилрой, потому что здесь жили подростки, многие из которых были настоящими малолетними преступниками. В стенах Касвелла можно было достать марихуану и другие наркотики, и среди юношей, а также и девушек часто вспыхивали драки. Возникали группы, как это было и в приюте Макилрой, но только в Касвелле многие из этих групп по своей организации, действиям и поступкам мало чем отличались от уличных банд. Воровство было обычным делом.
Лора очень скоро поняла, что в жизни выживают два типа людей: первые, как она сама, черпавшие необходимую стойкость в той любви, которая некогда выпала на их долю; и вторые, не знавшие этой любви, в чьих душах жила ненависть, и находившие жалкое удовлетворение в драках и проявлениях мести. Они отвергали нормальные человеческие чувства и в то же время завидовали тем, кто был на них способен.
В Касвелле Лора все время была начеку, но не дала страху взять над собой верх. Головорезы были страшными и жалкими одновременно, а в своем позерстве и непременных стычках даже смешными. В Касвелле никто не разделял ее мрачный юмор: она не нашла здесь вторых сестер Аккерсон; поэтому она заполняла своими впечатлениями аккуратные тетради дневников. Она ждала, когда сестрам исполнится тринадцать, а пока это был монолог, обращенный к самой себе; это было время самоизучения и обогащения, время дальнейшего знакомства с комическим и в то же время трагическим миром, в котором она жила.
В субботу тринадцатого марта Лора читала у себя в комнате, когда вдруг услыхала, как одна из ее соседок, известный нытик Фрэн Виккерт, рассказывает в коридоре о пожаре, в котором погибло несколько детей. Лора не прислушивалась к разговору, пока не уловила слово «Макилрой».
Ее мгновенно охватил страх, сердце замерло, руки похолодели.
Уронив книгу, Лора выскочила в коридор, испугав собеседниц.
– Когда?