Остаток дня он провел, дрессируя Храбреца (так он, поддавшись искушению, окрестил дворнягу) и удовлетворяя его аппетит. Пес оголодал чудовищно. Он умильно скалился и радостно подвывал от восторга, причем звуки эти странно напоминали лошадиное ржание. Впечатление еще усиливалось от того, что пес при этом бешено вращал карими зрачками. К своему несказанному облегчению, Солсбери обнаружил, что пса кто-то уже приучил проситься на двор.
То и дело Храбрец останавливался посреди игры и странно смотрел на своего нового хозяина, точно не мог уловить его запах. Он не рычал, не тревожился, просто был слегка растерян. «Как быть, – думал Солсбери, – если собака и вправду почувствует его неполноценность?» Ведь ее хозяин в душе осознавал свою пустоту. Он даже не был по-настоящему человеком, просто куклой, которую создал и направлял 810-40.04.
Той ночью, когда он отправился спать, Храбрец устроился на пушистом голубом коврике около кровати, и хвост его свернулся в опасной близости от носа. И хотя у Солсбери теперь было общество, хотя железный Виктор погрузился на самое дно сознания, ему опять приснилась Линда.
«Они гуляли по берегу речки, держась за руки, и вели безмолвную любовную беседу тайным языком жестов, улыбок, взглядов украдкой, и язык этот не был тайной для них двоих. Она повернулась к нему, губы ее разомкнулись, зубы влажно блеснули. Он наклонился, чтобы поцеловать ее. Прежде чем их губы встретились, какой-то идиот, весь затянутый в черное, подбежал и выстрелил ей в голову».
Сон повторялся вновь и вновь, словно фильм, склеенный в кольцо. Спасибо Храбрецу – он разбудил Виктора.
Первый раз он услышал, как пес лает. Храбрец издавал резкие, хриплые звуки, точно откашливался, пытаясь избавиться от застрявшей в глотке мерзости. Когда Солсбери окликнул его по имени – которое тот уже выучил, – пес прекратил лаять и вроде бы устыдился. Больше он не лаял, однако принялся весьма выразительно сопеть и скулить. В этот момент Солсбери осознал, что так подействовало на собаку.
Снизу из подвала доносился пульсирующий, звенящий гул тяжелой машины.
Глава 5
Утром в среду от железного Виктора остался лишь смутный шепот на задворках сознания, бестелесный, почти неощутимый призрак. Но и человеком Виктор себя не ощущал. Несмотря на то, что теперь он действовал, не подчиняясь программе, внутри него по-прежнему была пустота. Он повозился немного с Храбрецом, но возня его утомила, как утомило вообще ожидание событий, ожидание чего-то, что придало бы смысл убийству Гарольда Джекоби, компьютеру в ящике и еженощному таинственному отдаленному гулу в подвале. День мог бы