«Каждый, – затянул батюшка, – приходит в храм своим путем. И так как раб Божий Роман не смог дойти до храма ногами, Господь его туда привел насильно. И от этого нам всем сегодня должно быть радостно!». Это только в ситкомах включают смех даже после неудачных шуток. На отпевании вместо заливистого хохота ставили только плач и всхлипы. Не знаю, какой хитрый план был у Господа на Ромку. Наверное, оставить его девушку матерью-одиночкой, чтобы неповадно было грешить без штампа в паспорте.
Я решила, что Ромкины похороны – это не повод отказываться от макияжа, и выбрала алую помаду. Это был мой ответ Ромкиной смерти. Я решила прийти на отпевание троюродного брата на собственных условиях, но помада продержалась на губах до первой бабки.
На каждых похоронах, при каждой церкви есть такая бабка, которой на ухо Иисус нашептал, как нужно жить. Эта бабка настигает врасплох в самый неподходящий момент. Когда вы решите зевнуть в церкви, рядом обязательно появится бабка в косыночке и вразумит: «Из тебя бесы лезут!». А если вы зайдете в храм с мороза и засунете руки в карманы куртки, бабка подбежит, цапнет за локоть и прошипит: «Нечего свои тайные помыслы от Бога прятать! Вынь руки!». Или например, когда вы смотрите стеклянными от слез глазами сквозь покойника, бабка вылезет из толпы, одернет за руку и грозно скажет: «Утри срамоту! Не на блядки пришла!».
Вместе с «блядками» бабка протянула мне белый платок, которым следовало утереться. Я сказала «угу», засунула платок в карман и продолжила смотреть на повязку, которая закрывала дыру от автомобильной стойки на Ромкином лбу, оставшуюся после встречи с грузовиком. Я думала, что жизнь странная штука. Ты можешь видеть брата дважды за двадцать семь лет, а потом совершенно искренне плакать у него на похоронах.
– Галя, почему у тебя внучка такая грешница? Мало того, что стоит с непокрытой головой, так вся намалевалася! – бабка подвела ко мне мою бабушку.
– Аня, – бабушка взялась за щеки и начала качать головой как болванчик, – и правда, губы-то какие, губы! Лена, поди сюда! – цепочка стыда добралась до моей мамы.
Мама подошла к нам и шепотом спросила, что случилось.
– Ленка, ну ты ей скажи, чтобы утерлась! Бабок-то не слушает! Старые мы, что нас слушать?! – забухтела бабка.
Мама нагнулась к уху и ровным голосом сказала: «Не связывайся, вытри. Скоро все закончится, и мы уйдем». На маминых словах прозвучал голос батюшки: «… и всех святых. Аминь».
***
На кладбище было холодно и ветрено. Снег налип на кресты и могильные памятники. Эта зима лишила меня единственного удовольствия, которое можно получить на кладбище, – читать даты смерти людей и разглядывать их фотографии. Чтобы не смотреть, как снежинки укладываются на Ромкины щеки, я уставилась на рябину и ворон.
Если бы вороны понимали, что клюют кладбищенские рябины, перестали ли бы они это делать? Навряд ли, ведь вороны – это цыгане в мире птиц: какая разница откуда, главное, можно взять себе. Не то чтобы я не любила цыган,