Они тут же приступили к делу, и все пошло как по маслу, но сейчас Дмитрий никак не мог вспомнить, откуда у них появилась эта идея, что через картины Мани можно говорить с Богом. Кажется, она появилась как бы сама собой…
– Нет, – сказал толстяк, грузно поднимаясь с кресла. – Сами собой такие идеи не возникают. Их всегда кто-то приносит в кривом беззубом клюве. Ну, хорошо, пожалуй, прервемся ненадолго.
Он повернулся к Дмитрию спиной, мулатка в одно движение оказалась рядом и опустилась перед ним на колени. Толстяк расстегнул ремень и спустил штаны.
Минут двадцать Дмитрий созерцал ритмично колышущуюся спину, пока толстяк не издал тихий протяжный стон облегчения и снова не повернулся к нему лицом. Мулатка переместилась обратно в кресло и застыла в нем, как египетская кошка.
– Очень быстро затекают ноги, – сообщил толстяк, натягивая штаны и застегиваясь, – поэтому – вот: иногда нужно делать массаж, – извинился он, разводя руками. – Доктор прописал. Прошу прощения за паузу. Но продолжим. Ситуация у нас на данный момент складывается такая. Я готов верить, что выбор имени – это случайность, точнее, – толстяк пошевелил в воздухе пальцами: – эпилептический припадок вдохновения. Более того, я готов верить, что лично вам и все остальное кажется случайным. Но вынужден вас разочаровать, мой юный друг, – это не так.
Толстяк тяжело опустился в кресло. Мулатка ту же подала ему стакан с водой и таблетки. Толстяк запил лекарство, и вернул стакан.
– Давайте для начала, – вполне дружелюбно сказал он, – попытаемся восстановить дальнейший ход событий. Попробуем поймать вашу мысль за хвост. Задача понятна?
Дмитрий кивнул.
Первоначальный план созрел у них сразу и не отличался особой оригинальностью. Они не стали вникать в реалии официального арт-бизнеса, а вместо этого просто разместили на трех специализированных сайтах в разделе предложений предельно краткое объявление, не имевшее и толики тех феерических потенций, которые имманентно присутствовали в выбранном имени: "Картина Мани". И адрес ящика.
– Краткость – убедительна! – воздев палец, пояснил Виктор, автор упомянутого выше текста.
Ошибка этой сентенции обнаружилась очень быстро. Уже на следующий день пришло четыре письма, в которых авторы с удручающим однообразием упражнялись в остроумии: а какой именно Мани? И лишь в одном вежливо уточнялось: Мане или Моне?
– Да, – сказал Виктор, не сильно воодушевленный таким результатом. – Хорошее начало – полдела. У нас с тобой оно пока так себе…
Было решено внести серьезные уточнения – для тех, кто зациклился на импрессионистах: "Икона руки Манеса, Параклета. Конец III века. Из частной коллекции. В хорошем состоянии". Последние две фразы добавили для вящей правдоподобности: им казалось, что так объявление звучит более профессионально.
Среди хлынувшего на их ящик потока писем (около трех десятков за пару дней), их заинтересовало одно, с единственной