Столб этот представлялся Алексею резным и витым, а дом на столбе походил на терем. Красавица открывала резные ставни окошка, смотрела вниз, перекинувшись через подоконник. И образ ее постоянно менялся, словно она воплощала одновременно все лики девичьей красы. Но с годами красавица в башне стала все больше походить на его покойную мать.
Мама Лиза читала ему житие святой Варвары. Он помнил мамино худое лицо, склоненное над сафьяновой книжицей, светлый локон, то и дело падавший ей на глаза, который она поправляла всегда одним и тем же незлобливым, уютным движением – за ухо. Ни разу не видел он свою мать раздраженной, угрюмой, печалящейся по пустякам.
Мать рассказывала, как будучи маленьким мальчиком, Алексей едва не сгорел от лихоманки. Как доктор посмотрел и сказал «Не спасти». «А деньги ведь взял, не побоялся же Бога», – повторяла все мать. А потом она стала молить святую Варвару и дала ей обет: «Коли поправится ее сыночек Алеша, то станет иноком в Злато-Михайловском». И сняла с себя золотую цепочку, и серьги, и брошь – все отнесла чудотворице киевской, оставила себе только крестик крестильный.
И принесла ему взамен водицы со святой Варвариной руки.
«Она напоила тебя со своей руки, и ты сразу поправился – прямо на утро! Спасибо тебе, святая Варвара», – заканчивала всегда одинаково мать и, закрыв глаза, читала молитву так старательно, точно боялась: если однажды, она случайно пропустит хоть слово, Варвара рассердится и заберет Алешу – утащит его в свой серебряный гроб.
Часто-часто читала ему мать о красавице святой Варваре из сказочной башни.
Конец истории Алексей дочитал уже сам, много позже – и был он страшен, ох, страшен!
– …не пожелала она отречься от истинной веры христовой! И император-язычник велел подвесить Варвару на дереве и дал палачам страшные когти железные, и повелел строгать ее тело железными когтями. А раны кровавые прижигать огнем горящих свечей. Но и этого извергам показалось мало. Пока одни палачи разрывали и жгли прекрасное тело Варвары, другие били ее по голове громадным молотом… – рассказывал Алексей, не забывая ловко распоряжаться ветошью и смахивать пыль с деревянного резного киота иконы святой Екатерины Александрийской.
Такое уж было у них с приятелем Федором послушание – ежедневно прибирать Главный храм. Но Федор предпочитал исполнять работу попроще, как он сам говорил, поразмашистей – два взмаха и готово: вымести и вымыть пол, вынести мусор, снести в свечную мастерскую сосуды с оплавленными свечами и остатками воска. Все это он и впрямь делал быстро и споро – вот и сейчас уже заканчивал протирать пол, и на лице его явственно обрисовались мечтания, далекие от их темного храма.
– И невозможно было не только юной прекрасной отроковице, но даже самому сильному мужу остаться живым после подобных мук и страданий, кабы не укрепляла агницу Христову Варвару невидимая Сила Божья, – продолжал Алексей, давно заучивший наизусть Четьи Минеи преподобного Дмитрия Ростовского. Хоть иногда, для пущей красочности повествования, он все же вставлял туда пару-тройку слов от себя.
Четырнадцатилетний