До сих пор вызывает сомнения и юридическая сторона дела, и обстоятельность доказательной базы, послужившей достаточным основанием для приговора Верещагину, вынесенному 15 июля московским магистратом совместно с надворным судом. Но можем ли мы сегодня, с позиций нынешнего дня, когда не то что переводы, а сами что ни на есть секретные документы становятся достоянием мировой интернет-аудитории в одну секунду, объективно оценивать события двухсотлетней давности?
На освободившееся место был определен Дмитрий Павлович Рунич, служивший дотоле помощником почт-директора и упомянутый Ростопчиным в процитированной нами ранее записке. А в «Записках» самого Рунича мы находим объяснение причины неприязненных отношений между Ростопчиным и Ключаревым:
«Я приехал в Москву 5 августа 1812 г. Город был взволнован. Я вскоре узнал, что Ростопчин уже начал кровавую трагедию, что он задумал подкопаться под директора почты в Москве, Ключарева, которого он решил погубить. Живя со времени своей отставки в Москве, Ростопчин часто ездил в Тверь и не скрывал своего взгляда насчет настоящего положения дел. Злой и язвительный, он постоянно направлял свои насмешки на Наполеона, его маршалов и министров и на Сперанского. Узнав, что Ключарев позволял себе высказывать об нем нелестное мнение, он воспылал к нему непримиримою враждою вследствие уязвленного самолюбия и подозрения, что тайна его переписки была нарушена и что его частые поездки в Тверь были истолкованы Ключаревым в своих письмах к петербургским знакомым с очень подозрительной точки зрения.
Зная немилость, постигшую Сперанского, и то обстоятельство, что он не мог более покровительствовать Ключареву, с которым он был очень хорош, Ростопчин, сделавшись главнокомандующим Москвы, старался удалить почт-директора через посредство фельдмаршала Салтыкова, в надежде, что последний, желая посадить меня на место Ключарева, поддержит его просьбу перед государем. Фельдмаршал говорил со мною об этом, показав предварительно письмо Ростопчина императору, но Александр знал Ключарева со слишком хорошей стороны и отказался сменить его, говоря, что «теперь не время делать подобные перемещения». Стараясь навлечь подозрение на Ключарева, Ростопчин употребил для этого преданного ему человека и личного врага Ключарева – Брокера, служившего прежде в почтовом ведомстве и потом назначенного московским полицеймейстером. В Москве был арестован молодой человек, купеческий сын, по фамилии Верещагин, обвиненный в распространении переведенных на русский язык прокламаций Наполеона, изданных им при переправе через Неман; Верещагину велено было говорить, что он получил их от одного из сыновей Ключарева в нумере газеты, запрещенной цензурой.
Началось следствие, клонившееся к тому, чтобы обвинить Ключарева-отца. Верещагин был осужден и посажен в тюрьму. 7 августа был схвачен один почтовый чиновник и препровожден в Петербург