Подозрения тут же выскочили и набросились на него. Конечно, да, конечно, Виталик. Кто же просто так отдаст квартиру? Все эти ночные разговоры. Телефон, не отвечающий, когда он уезжал. Те самые мелочи, ставшие вдруг кричащими. Воображение рисовало ему отвратительные сцены, которые происходили в квартире в его отсутствие. Он видел подробности так, словно сам снимал на пленку. Ревность и обида захлестывали его, но через минуту тот же внутренний голос нашептывал, почему еще этот ремень здесь очутился.
Сперва он хотел оставить все как есть – и пусть будет как будет. Но потом передумал и положил ремень на видное место. Он специально положил его так, чтобы Аня сразу увидела. Положил и ждал. Но ничего, кроме досады, на лице Ани не отразилось. Она тщательно скрутила ремень, бросила в шкаф и насмешливо сощурила глаза:
– Где нашел, Пинкертон?
– Там, куда вы его бросили.
Пауза.
– Что ты сейчас ищешь? – она.
Он ходил по комнате, невидящими взглядом скользя по предметам.
– Крышку от машинки.
Пауза.
– Она на подоконнике.
Пауза.
– Уходишь?
Замок на крышке щелкал, он поднимал и выносил машинку. Ставил в коридор к ботинкам.
– Вещи потом, вот ключ, – связка брякала на телефонный столик.
Аня пожимала плечами и выходила на кухню.
Садилась спиной к двери.
– Или ты хочешь что-то сказать мне? – не выдержав, кричал он из коридора.
Она молчала.
– Это то, что я думаю?
– Какая разница.
– Какая?! – опускался на пол.
– Если ты так думаешь, какая?
– Ты хочешь сказать…
Она резко поворачивалась:
– Я ничего не хочу сказать.
– Так я ухожу?
Как только он задал этот беспомощный вопрос, сражение кончилось. Теперь Аня могла придумать что угодно или не говорить ничего. Никаких прав выяснять и спрашивать у него больше не было. Не ей, а ему предстояло вымаливать прощение.
Однако история, которую рассказала Аня, превзошла даже те картины, которые рисовало его воображение. Оказывается, ремень этот принадлежал не Виталику, он принадлежал австрийцу, с которым Аня жила в прошлой жизни и о котором вскользь рассказывала. И вот на днях этот австриец вернулся, предъявил права.
– Не знаю откуда! – кричала Аня, глядя в пустое окно. – Нашел, позвонил, напросился. Сказал, что у него есть что-то о моей бабке. Что хочет передать. Тебя же не было!
Монотонно, с паузами на глубокие затяжки, Аня говорила. А он сидел на полу в коридоре, оглохший от боли, и не понимал, как жить со всем этим дальше.
Австриец, рассказывала Аня, ползал на коленях и клялся, что не может ее забыть. Готов увезти, жениться. Готов на все ради одной ночи. А когда Аня попыталась выгнать