– Все. Прием окончен, гости разъезжаются по домам. Значит, полиция уже все знает, всех опросили, всех переписали. Нас начали искать. А мы все еще здесь околачиваемся! – Дальше последовала нецензурная брань.
– Слушай, а может, нам вернуться и угнать у хозяина какую-нибудь машину? Семь бед – один ответ. А?
– Идиотка! – коротко, но предельно четко сформулировал Ползунов свое мнение.
– Правильно, – кротко согласилась Юля. – Ведь это мне пришло в голову бегать по служебным помещениям, драться с поварами, удирать в обнимку с мусорными баками. Вместо того, чтобы просто выйти на крыльцо, сесть в свою машину и тихо отправиться в аэропорт. Глядишь, успели бы сбежать.
Лицо у Ползунова вытянулось и теперь очень напоминало морду бультерьера. Такое же бледное и недружелюбное.
Кровожадно щелкнув пастью, он, подобно хамелеону, сменил окраску, налившись благородным пурпуром, и разразился пространной речью о превосходстве мужского интеллекта, логики и скорости реакции над теми же женскими показателями. Сказано это было горячо, с душой, и с использованием ненормативной лексики.
А потом, проломившись сквозь густой колючий куст, они снова пустились в бега.
Пномпень не Париж, не Лондон и даже не Москва с Петербургом. После полуночи жизнь на городских окраинах замирает. А часы показывали одиннадцать, когда Ползуновы наконец выбрались в жилые кварталы. Теперь они еле плелись.
Редкие прохожие косились на них и старались прибавить шагу. Один раз стайка озорных мальчишек лет одиннадцати, все еще болтавшихся на улице, закидала супругов объедками из мусорного бака, свистя и улюлюкая, и Ползуновым пришлось пуститься наутек, из последних сил налегая на уставшие ноги. Если вначале такая реакция местного населения их удивляла, то, внимательно посмотрев друг на друга, они все поняли. Не каждый день увидишь на улицах Пномпеня европейку в мужских носках, длинном волочащемся по лужам вечернем платье с разрезом до середины бедра, глубоким декольте и рваным подолом, с мокрыми кудлатыми волосами, в которых торчат веточки и листики, всю ободранную и исцарапанную, с разбитыми коленками, под руку со спутником в ботинках на босу ногу, в черном, вонючем, насквозь мокром и рваном смокинге, перемазанном до самых пят пищевыми отходами, в съехавшем набок галстуке бабочкой и грязной некогда белой сорочке.
– Тебе не кажется, что мы привлекаем слишком много внимания? – спросила Юля у мужа. И в этот момент возле них притормозил белый, сильно ржавый, очень старенький «Рено Меган», из которого вышел важный, строгий камбоджиец лет сорока пяти и, значительно покосившись на окна, пикнул сигнализацией.
Василий резко взял с места, налетев на растерявшегося кхмера и прижав его к машине, стал совать мужику в нос свой бумажник, одновременно тыча пальцем в авто.
Мужик отбивался от Василия, что-то нервно кричал. Чувствуя, что дело пахнет полицейским участком,