в завораживающей атмосфере сентиментальной наивности. Телом уже почти женщины, ученицы были на самом-то деле еще детьми. С бурной щенячьей радостью и энергией они хихикали, прыскали со смеху, весело носились и визжали и, в общем-то, были еще довольно глупы. От уроков им становилось скучно, разговоры о любви завораживали их, они горели нетерпением узнать, что такое страсть, и единственным их стремлением было в кого-нибудь влюбиться. Они готовились стать женщинами, и в самом воздухе, казалось, было разлито ожидание этого. Девочки были способны просиживать часами с журнальными статьями и инструкциями в одной руке и тюбиками дорогого грима в другой, выясняя, какое у каждой из них лицо – овальное, круглое или широкое. Масса времени тратилась на разговоры об одежде, на примеривания и на обмен вещами. Все девочки хотели, чтобы у них была как можно более узкая талия, и потому затягивались широкими эластичными поясами. Все они носили балетные тапочки без каблуков, широченные юбки колоколом, бледно-розовые или бледно-голубые свитера и небольшую нитку мелкого жемчуга на шее. У девочек, приехавших из США, были бюстгальтеры, которые придавали грудям идеально ровные округлые очертания и заставляли их торчать вверх, в результате груди чем-то напоминали перевернутые чашки или детские песочные «куличики». Новые ученицы-неамериканки во вторую же свободную субботу бросались покупать французские кружевные бюстгальтеры. После этого девочки до бесконечности сравнивали свои груди, измеряли их и делились друг с другом всевозможными сомнениями и опасениями на этот счет: «А у меня одна больше другой…», «Почему мои висят ниже, чем твои?», «А у Серены на самых сосках растут волосики…», «Если сбоку закладывать в бюстгальтер носок, то расстояние между грудями станет шире…», «Я бы хотела, чтобы они у меня были побольше…», «Мне бы хотелось не такие крупные…».
Максина всеми силами старалась избегать подобных сравнений. У нее были крупные, тяжелые, низко опускающиеся груди, к которым она еще не успела привыкнуть и очень стеснялась их, а потому старалась засовывать их чуть ли не под мышки. В результате постепенно она привыкла сутулиться, а плечи у нее приобрели округлость. Что бы ни говорили ей другие девочки, ничто не могло убедить ее в том, что великолепные выпуклости у нее впереди – ее достоинство, а не недостаток. Стоило ей увидеть на улице, далеко впереди себя, группу дорожных рабочих, как она мгновенно краснела до корней волос, потому что знала: как только она поравняется с ними, все они завороженно уставятся на ее грудь и будут глазеть, пока она не пройдет. Пытаясь как-то успокоить дочь, мать сказала Максине, что ее embonpoint[25] исчезнет после того, как у нее появится первый ребенок и она станет кормить его грудью. Но сама мысль о том, что придется таскаться с этими футбольными мячами еще многие годы, пока их не высосет ребенок, который еще даже не зачат, Максину вовсе не утешила. И поэтому если не было необходимости одеваться в дорогие вещи от Диора, она предпочитала скрывать свои объемы под большими и бесформенными
