«Им можно, а почему же нам нельзя?» – задаются вопросом представители масскультуры и стараются не отстать от передового отряда так называемой интеллигенции. В недавнем телевизионном шоу, где думские депутаты во главе с Жириновским и Федуловым с пеной у рта отстаивали право русского человека материться устно и на бумаге, на трибуну выскочил, словно чертик из табакерки, раскрашенный наподобие туземца с полинезийских островов Бари Алибасов и подленько, сальненько просмаковал отрывок из записок Пушкина про пресловутый сундук, связанный с Анной Керн. Откуда знать «нанайцу», что есть вещи, о которых нельзя болтать публично, а уж если ты знаешь, кто такой Пушкин, то и вообще держи дистанцию. Нет, несет безграмотного балабошку: «Сам Пушкин позволял себе цинизм, а почему нам нельзя?»
Во-первых, циничным Пушкин не был по Божественному предназначению. Написав молодым «Гавриилиаду», он всей своей последующей жизнью искупал сей грех богохульный и кровью своей смыл прегрешения и человеческие слабости. А самое-то главное, загляни Алибасов в последние исследования пушкинистов – и не стал бы он вспоминать про пресловутый сундук. Не Анне Керн посвятил он строки о чудном мгновении и гении чистой красоты! «Сикстинская мадонна», так потрясшая В.А. Жуковского и восторженно описанная им, а может, и сама императрица Александра Федоровна, перед красотой которой тайно преклонялся великий поэт, вдохновили Михайловского изгнанника на божественное творение. Поездили бы почаще к берегам Сороти «нанайцы» и большие литературные дяди, впавшие в детство и ставящие мини-памятники зайцам и чижикам-пыжикам, – глядишь, что-нибудь поумнее и придумали бы, чем интерпретации непроверенных рассказов и баек, связанных с именем Пушкина.
Покопавшийся в исподнем великого поэта эстрадник Алибасов достоин сожаления, и есть надежда, что, пообщавшись со вдовами великих наших писателей, он еще чему-нибудь научится, ибо наивность и горячность сего эстрадного мустанга, вероятно, поддаются дрессировке. Куда безнадежнее, безысходнее и страшнее будущее писателя В. Пьецуха, посягнувшего в одном из номеров «Литературной газеты» на эксгумацию и