Элы. Владимир Михановский

тяжести? – спросил Гангарона Старый эл, когда увидел своего молодого друга смертельно уставшим. Он уже давно наблюдал за Гангароном, знал, куда он временами исчезал, но не решался открыто спросить об этом. И только сегодня этот вопрос вырвался у Старого эла.

      – Вода и… жизнь, – коротко ответил Гангарон.

      Ему и самому себе было трудно объяснить то, что с ним происходит на Тусклой планете, почему его постоянно тянуло на эту столь негостеприимную для эла почву.

      Долгие-долгие годы мчатся они по силовым линиям, пронзающим вселенную, и… видят себя одинокими. Менялись целые поколения элов, жившие в невесомости и питавшиеся теми лучами, что освещают каждый уголок этого бесконечного мира. И не было в этих безбрежных далях такого, чтобы элы хоть на миг ощутили себя негармоничным составляющим глубокого вакуума, температур межзвездного пространства. Это был их мир. Мир, который создал их и частичкой которого они себя всегда считали.

      Здесь же, на Тусклой планете, рассуждал Гангарон, силы гравитации были на целые порядки выше тех, в которых постоянно обитали его соплеменники. Но зато здесь была и… жизнь, которую так тщетно искали в межзвездных далях. Жизнь эта, правда, была совсем иной, совсем не такой, какой представляли себе элы даже в самых смелых мечтаниях. Она была связана с тяготением и базировалась на иной, чем элы, основе. Если панцирь, скелет элов, – плоть от плоти всего окружающего мира, состоит из тех же минералов, в той же самой пропорции, то здесь, на Тусклой планете, Гангарон с удивлением узнал, что жизнь, а может быть, и Разум могут покоиться на другой основе.

      – Хорошо бы и нам поселиться здесь, – как-то отчужденно заметил Гангарон Старому элу. – Сколько свободной поверхности, которой так нам недостает на астероидах! Сколько вольного пространства!

      Старый эл только тяжело вздохнул:

      – Тяжесть Тусклой убьет нас.

      – Уже поздно. Надо отдыхать, – вместо прощания пробормотал опечаленный Гангарон.

      Старый эл задержал свой взгляд на далекой звезде, горевшей в немыслимой бездне.

      Рисунок созвездий постоянно менялся, поскольку астероид непрерывно вращался вокруг собственной оси.