Взгляд отца, которым он тогда на меня смотрел в кабинете, был единственным живым у него взглядом, когда я мог видеть. Первый раз его образ ожил. И с каждым прожитым днем он для меня становился все более тусклым. Я всеми силами пытался вспомнить его лицо, но вместо него уже видел размытое бензиновое пятно.
Еще много раз я видел его в своих снах, видел, как он оживает и вдруг начинает управлять судном на той фотографии, громко смеясь. Волны разбивались о борта, а он смотрел вдаль с невозмутимым и несокрушимым видом.
Я тянулся к нему. А он меня бросил.
Когда в тот день я крался к стене, в которой он навсегда для меня исчез, я на что-то надеялся. Не знаю, возможно, на то, что он еще жив. Мне казалось, что, если я пойду за ним, там, по ту сторону стены, я его встречу. Фантастика.
Но когда я подошел к стене ближе, то заметил в ней замочную скважину. Тогда я подумал, что это именно тот замок, который меня так долго ждал. Я снял с шеи цепочку, на которой уже очень долгое время болтался ключ «Собственность Г». Всунул его в замочную скважину и повернул ключ.
На самом деле я ужасно боялся узнать, что ждет меня за замком, но мне пришлось надеть на себя маску и играть роль смелого и отважного парня перед самим собой, чтобы все выяснить. Стена оказалась дверью, и для того, чтобы ее открыть, следовало толкнуть ее вправо, прямо как дверь при входе в купе поезда. Я сделал все, как требовала конструкция, и моему взору открылась картина. Большая, приблизительно полтора метра на метр. Картина выглядела так: самыми яркими красками в мире художник изобразил пейзаж. Величественная радуга спускалась с прозрачно-голубого неба и терялась за горизонтом. Двадцать, а может, тридцать деревьев схватились за ветки, образуя один круг. И в этом кругу за руки держались две девочки. Маленькие. Возможно, пятилетки. Они склонили головы, их волосы волнистыми прядями доставали до самой земли. В какой-то момент мне показались они такими реальными будто на самом деле стояли возле меня.
Наверно, отец спрятал картину, потому что она представляла необычайную ценность. Но, с другой стороны, сколько бы за нее не взвесили золота, какой был смысл держать ее под замком? К тому моменту я уже не верил, что несколько часов назад своими собственными глазами видел, как отец что-то писал, а потом шагнул в стену. Мне показалось, я это выдумал.
Я потянулся к картине, чтобы убедиться в том, что она существует, но вдруг девочки на ней подняли одновременно головы.
– Иди к нам, – прошептали они.
Я никогда прежде не слышал такого таинственного и глухого шипения, какой извергли они. Я свалился на пол, а потом стал ползти к выходу. Когда я опомнился, я уже бежал вниз по лестнице и вскоре вылетел во входную дверь. Я пробежал участок перед домом, свою улицу, местный супермаркет. Я не останавливался, пока не понял, что бегу без обуви. На улице уже правила тьма, холодный ветер пригвоздил меня к стене какого-то дома. Я весь дрожал.
Тот день был очень холодным. Я шел, обнимая себя, чтобы хоть как-то