– Ты вернулась, – произнес он, и от всех его вопросов о ее болезни, о дочке по имени Микаэла, о прошедших годах осталось лишь безмолвное взаимопонимание. – Я хочу пить.
Она протянула ему стакан, и он осушил его до дна, закрыв дверь в прошлое, осталось лишь настоящее и прикосновение ее нежной кожи к его руке. Анжела. Она бежала через луг, раскинув руки, точь-в-точь как тогда. Сон уносил его дальше, и он боролся, чтобы остаться с ней, но вот он уже сидит на коленях у дедушки Руне, в старой доброй тишине, которая давала простор любым размышлениям, где все было ясно и не требовало лишних слов. «Я хочу пить». Анжела снова склонилась над ним, ее лицо светилось, и он улыбнулся в ответ: «Я больше не отпущу тебя». Он поднял руку, чтобы погладить девушку по щеке, но ее черты вдруг смазались и поплыли. Вместо юной Анжелы перед ним стояла седоволосая Берит Хаос.
– Рубен, ты здоров? Выглядишь не очень.
– Я лежал на дне. Мне не хватало воздуха, но сейчас я снова могу дышать. Ко мне прилетел голубь, это подарок. Ты видела ее? Она приходила ко мне.
– Мне кажется, ты бредишь, Рубен. У тебя, должно быть, температура. Тебе нужно в больницу. Жаль, у меня прав нет, а то завернула бы тебя в одеяло да отвезла в город. Может, позвоним Седерроту?
– Ни за что. Она тогда не найдет меня, когда вернется. Мне нужно остаться здесь.
– Пить хочешь? – спросила Берит, покачав головой. – Я поставила кувшин вот сюда на столик, а еще положила ветку жасмина, чтоб ты почувствовал его аромат, когда проснешься. Я ведь знаю, как ты его любишь, не раз видела, как ты стоишь у кустов и нюхаешь. Ты ел сегодня? Нет, так я и думала. Там осталось немного омлета.
– У меня нет сил, и потом, мне больно глотать. Подождет до завтра.
– Тебе нужно к доктору, никаких сомнений, – уверенно произнесла Берит, поглядев на Рубена, на его нездоровый блеск в глазах и на влажные простыни. – Вдруг ты подхватил воспаление легких? В твоем возрасте с этим не шутят.
– Нет, приму пару таблеток аспирина, и к завтрашнему дню авось полегчает. Полежу так, все обойдется.
Уговоры Берит так и не возымели действия. Она сдалась и отправилась на голубятню. Не зря поговаривали, что у Рубена Нильсона тяжелый нрав. Такого упрямца еще поди поищи. Он никого не пускал в свою жизнь, в городе появлялся редко и общался разве что с дружками из клуба голубятников да с родней на кладбище. Он часто там появлялся, и люди слышали, как он разговаривает сам с собой, пока ухаживает за могилами. Насколько странным разрешается быть человеку, пока его не признают ненормальным? Казалось, Рубен существовал в каком-то пограничном состоянии и не мог выбрать, в какую сторону склониться. Ему бы надо в больницу. Может, и с головой ему помогут заодно. Тот еще чудак! Пожалуй, все равно стоит позвонить Седерроту и попросить его отвезти этого противного старикана в город. Берит отворила дверь в сарай и прислушалась к раздающемуся из гнезд воркованию.