Он рассказал хозяевам дома, что нижегородские люди под начальством воеводы Алябьева давно уже обороняют свой город.
Немало хищников зарилось на Нижний.
Как ни трудно приходилось нижегородцам, всё же отстояли, – никому не удалось овладеть Нижним. Алябьев окончательно очистил окрестности города от врагов, но борьба не прекратилась. В соседних уездах нет-нет да появятся новые шайки. Нужно и с ними покончить.
– Однако, добрые люди… – задумчиво барабаня пальцами по столу, произнес Кузьма. – Нижний Новеград – еще не Русь. Пока не выгоним ляхов изо всех углов нашей земли, до тех пор нам не будет жизни. Не прискорбно ли: первопрестольная в руках злодеев!.. Можно ли успокоиться на благоденствии Нижнего, коли полземли русской в кабале у панов?!
Кузьма Минич назвал Родиона Мосеева и Романа Пахомова «очами и ушами нижегородцев».
Он сказал, что в Нижнем будут ждать с нетерпением их возвращения из Москвы.
Расстались на заре.
Всё население Погоста высыпало на волю при звуках трубы и громкого голоса Кузьмы.
Оба молодца сняли с себя кольчуги, шлемы и сабли и отдали стрельцу, провожавшему их.
Они остались в одежде странников: через плечо сумки, посохи в руках, а на груди медные кресты.
На прощанье Кузьма сказал:
– О Ляпунове узнайте. Что затевает он? С кем идет?! Истинные ли защитники с ним? Правду хотим знать, всю правду. Да берегитесь! Хороните свою тайну пуще глаза.
V
В один из притонов на окраине Москвы набились ночлежники.
Сюда же в эту ночь забрел и бывший при Лжедимитрии I патриархом, ныне – инок, Игнатий. Находясь в заточении в Чудовом монастыре, он часто отлучался из Кремля с позволения польских властей. Теперь он обнищал, мало чем отличаясь от обыкновенных монахов, бродивших повсеместно в поисках милостыни. Всеми отвергнутый, он старался скрывать свое имя и свое прежнее положение в государстве.
Примостившись на полатях, он громко и тяжело вздохнул:
– Что есть жизнь? Господи! Превратность!.. И чего люди пришлые ищут в нашем граде? Текут и текут изо всех уездов… И откуда и зачем – господь ведает!
– Буде! Не тоскуй! – оборвал его парень в волчьем треухе. – Тебе одному, што ль, в Москве жить? Ишь ты!
Из-за спины Игнатия выглянул пришедший с ним вместе кремлёвский приживальщик – скоморох Халдей. Лицо его, вымазанное красками, не смутило парня:
– Ты чего?!
– Бог в помощь, дерзай! – улыбнулся скоморох. – Люблю таких, непонятных.
– Умой харю!.. Зачем намазал?
– Больно уж ты гневен. Откуда? С каких мест такой кусака?
– Отсель не видать, дальний человек, а зовусь Гаврилкой… Слыхал ли? Воеводе не брат и тебе не сват.
В углу захихикали.