Мэтью Палмер не знал, как сказать ей об этом, но женщины ее статуса обычно не посылали своих мальчиков в грамматическую школу. – Школа н-н-на-ходится не в моем ведении.
– Но он умеет петь, отец.
– Петь?
– Как ангел с Небес.
Она схватила викария за рукав рясы, и он снова в тревоге окинул взглядом церковь, уверенный, что заметил какое-то движение. Женщина снова заговорила тихим голосом, спеша высказаться.
– Мой сын – он не похож на других мальчиков. Я не могу послать его к кому-нибудь в подмастерья – это не для него. Но он может петь. Отец, у него есть этот единственный великий дар.
– Эта бродяжка просит милостыню?
Резкий голос Роберта Дауна разнесся по всему нефу, и при виде его у Мэтью Палмера душа ушла в пятки.
– Что ты хочешь – подаяния? Место нищих за церковными воротами! – Роберт Даун оглядел женщину с головы до ног, внимательно рассматривая ее необычную, пеструю одежду.
– Я видел тебя раньше, на утренней службе, – уже мягче произнес он. – Чего ты хочешь?
Женщина хотела заговорить, но Мэтью Палмер перебил ее:
– Это д-духовный в-вопрос.
Проповедник ухватился за его слова:
– Духовный вопрос, да? Ну же, продолжайте, мы послушаем!
Произнося эти слова, он обошел вокруг женщины. Она стояла, потупив глаза.
– Вы из трактира, не так, леди? – внезапно спросил он.
– Да, сэр.
– Из какого?
Женщина встревожилась, но ответила:
– Я служу у миссис Баттеруорт, сэр, возле пекарни.
Проповедник задумался на минуту, потом лицо его прояснилось:
– Я знаю этот трактир. Там творятся беззакония и безобразия.
Никто ему не возразил, и он продолжал:
– Ну что же, мы не держим в секрете наши духовные дела, мы рассказываем о них на Ассамблее. Таким образом у нас не бывает постыдных тайн.
– Им-менно это я и посс-советовал, – вмешался викарий, так сильно заикаясь от волнения, что едва мог говорить. – Я с-с-сказал, что она м-м-может прийти на следующую Ассамблею.
– Ах, вот как, – сказал проповедник, почти не скрывая своего презрения к викарию. – Ну что же, тогда…
Но прежде чем он разразился проповедью, Мэтью Палмер взял женщину за руку.
– Я провожу ее на улицу, – произнес он, ни разу не заикнувшись, и решительно повел ее из придела по проходу – к главной двери.
Он ничего не сказал, и она тоже, к его великому облегчению: эхо усилило бы их голоса. Но когда они дошли до двери, она высвободила свою руку и посмотрела на него с мольбой.
– Если бы вы только услышали, как он поет! – сказала женщина.
Мэтью Палмер заговорил тихо и нервозно:
– Вы д-должны з-з-забыть об этих глупостях. Церковь – не м-м-место для виртуозного п-пения. Скоро вообще н-не б-б-будет н-никакого пения.
Он предостерегающе поднял руку, когда женщина попыталась заговорить.
– Ступайте, – сказал он. – Если вы п-полны решимости отдать вашего м-мальчика в школу,