Председатель едва заметно качнул крупной, коротко остриженной головой, и почтарь исчез, прикрыв за собой дверь.
– Ты ведь, товарищ Жарков, воевал. И сам понимаешь, что бежать в атаку, не разобравшись, не выяснив расположения вражеских сил, это самая большая глупость, губительная и для командира, и для его солдат. Мы, по счастью, не враги, а советские граждане, которые всегда друг другу помогут и подскажут. Прими мой совет, Алексей Степаныч, как старшего товарища и человека, который всю жизнь отдал этому колхозу. Артель у нас большая, богатая, дружная, передовики. Однако не думал ли ты, товарищ Жарков, отчего про наш колхоз в газетах не пишут, отчего не строятся к нам в очередь другие опыт перенимать? Есть у Знаменского своя особинка. И пока с ней не обвыкнешься, пока в нашем укладе жизни не разберешься – не гони лошадей. Работников уж видел?
Жарков кивнул. Семышев промокнул платком лоб и наконец указал гостю на клеенчатое кресло возле своего стола, и зоотехник с облегчением опустился в него, стараясь не показать, как умаялся на жаре.
– Так что сам понимаешь, Алексей Степаныч, колхоз у нас нерядовой, особенный. Тут к людям совсем другой подход нужен.
Жарков кивнул, все еще не очень понимая, к чему клонит председатель. Но показать свое невежество не решился. По старинной русской привычке надеялся разобраться по ходу, на местах.
– Ты не думай плохого. – Председатель помедлил, подыскивая слова, но, видно, так и не подобрал, снова прошелся платком по лбу и шее. – Такая благодать, как у нас в Знаменском, просто не дается.
Председатель приподнял штанину и показал исчерна-синюю, раздутую голень.
– Вот чем мне, Алексей Степаныч, Знаменское мое обходится.
Жаркову неприятно было смотреть на мертвую, гадкую председателеву ногу, он перевел взгляд выше и увидел, что и правая рука у Саввы Кондратьевича неживая, по загорелой коже тянулись к пальцам сиреневые и синие веточки вздувшихся вен.
– Но ты в голову не бери, – проговорил председатель весело. – С этим родиться надо. С тебя колхозная земля многого не потребует. Работай хорошо, и станешь своим. Так что я тебя, товарищ зоотехник, не тороплю. Срочности нет, к работе приступишь после солнцеворота. Дров-то наломать можно быстро. Только разве ж от этого будет польза советской власти? Присмотрись, подумай. Захочешь на другое место перебраться, поймем. Потому как тут у нас не всякий приживается.
– Сам деревенский, – заверил Жарков.
– Вот и молодец, товарищ зоотехник, понимаешь, – Семышев похлопал Жаркова по плечу, – так что обживайся, не торопись. Вечером, как жара спадет, соберем правление, все дела тебе передадим, все расскажем. А пока устроим тебя у бабы Дуси, Евдокии Марковны. Дом у нее большой, муж погиб, сын, Игнат, с войны не пришел. Хозяина нет. Вот и поможешь ей, подсобишь. Бабка добрая, тихая, свинарка отличная. И сыт будешь. Паек