– Нитка встала, к вам гости, встречайте один – три!..
Кудряш замер на месте, а я тихо скомандовал группе рассредоточиться. Снова «свободные» выслали тыловой дозор, уже четвертый раз. Все разошлись на десяток метров, образуя рваный овал. Мне досталось место под корнями вывороченного из земли разлапистого пня. Накрывшись накидкой, я замер, ожидая развития ситуации. Слишком часто сечевые стали оглядываться, это настораживает. До поселка еще идти и идти, а они только и делают, что стоят на месте. Плохо, если обнаружили преследование, тогда ночью будут сидеть в поселке и близко подойти не дадут. Среди деревьев далеко впереди мелькнуло два размытых силуэта, потом я четко различил две фигуры в отличных германских «кондорах»[4] и одного в древнем, сильно поношенном СКАПе[5]. Двое «немцев» держались чуть позади бойца в старом армейском комбезе, видимо, это был проводник. Расстояние было приличным – метров сто, поэтому никаких нашивок или цветных опознавательных меток я не различил. Знаток местного колорита долго кружил на том самом месте, где недавно прошел караван, а потом еще минут десять шарил стволом автомата как раз в нашем направлении. Разглядеть он ничего не мог, однако в нашем деле главное – опыт и природное чутье. Наконец, не дойдя до нас метров тридцать, сечевые повернули обратно и вскоре скрылись из виду. Я выждал еще минут пять и дал сигнал продолжить движение. Теперь я заменил Кудряша и сам повел группу, поскольку путать свой след и отыскивать чужой – это мой основной талант. Про себя отметил, что вооружены все трое одинаково, значит, точно из группировки, не бандиты и не частники.
Скоро лес закончился, уступив место поросшей высоким кустарником пустоши. Теперь вся растительность в Зоне была двух цветов: ржаво-красная либо желто-серая. Зелень так и не прижилась, как не вернулся и нормальный природный календарь, когда одно время года плавно перетекает в другое, в особой чернобыльской Зоне по-прежнему царила поздняя осень. Мы затаились у кромки леса, я провожал цепочку людей, медленно ползущую по широкому полю, колышущемуся от порывов холодного ветра. Пленник, насколько я мог разглядеть в оптику, по-прежнему колыхался в седле. Капюшон был крепко примотан к голове какой-то тряпкой, и разглядеть лица не получалось. Пустоши на карте не было, судя по последним обновлениям базы данных, она тут уже дней десять. До этого тут проходил еще один кусок асфальтированной дороги, возникающей ниоткуда и так же ведущей в никуда. Однако на дальней окраине поля я заметил серую кирпичную стену – все, что осталось от Знаменского зернохранилища, а оно-то как раз на окраине поселка.
Снова