– Я чё грузчик вам, а?! – вдруг взъерепенился Пинчук. – Уменя одышка, вон и пот течёт! Глядите, рубашка вся мокрая! Как я её потащу, ну, Валерий Ионыч! – яростно отбивался он. – Девчонка будет сидеть, колокольчиком махать, ногами дрыгать, потом соскользнёт и шибанётся на асфальт, а мне потом расхлёбывай! Не, не потащу я никого! – категорично заявил Игорь Пинчук.
– Ну вот, как обычно, всё тебе Артур, достаётся в вашей компании, – обратился к нему директор. Артур Хохряков был немногословным юношей. Спорить не любил, ругаться тоже. Он и в секции самбо, куда они все ходили, всегда всё делал молча.
– Ладно, – коротко, как будто сделал выпад, ответил Артур директору, и они вышли из кабинета.
Зазвучала музыка, и солистка запела всем знакомую песню: «Когда уйдём со школьного двора под звуки нестареющего вальса…», – и появился Артур нёсший на правом плече первоклашку. Он правой рукой крепко держал девчонку за ноги, а та с довольной улыбкой махала рукой, в которой был зажат колокольчик.
Николай унёсся мыслями в прошлое. Вот так же десять лет назад он в белой рубашонке, держа в одной руке букет цветов, а в другой – руку Лоры, стоял где-то здесь и с замиранием сердца глядел на происходившее действо. Только это был сентябрь. Всё вокруг было необычным, новым. Вокруг ходили большие люди, в очках, с портфелями. А он был маленьким среди этой массы и огромной спортплощадки.
Душу бередили необычные запахи, хотя больше ароматов добавляли букеты. Но были среди этой пелены ароматов порхающие свежие хлопчатобумажные крахмальные бабочки, которые, пролетая, освежали горевшее от возбуждения лицо. Залетали в нос и тяжёлые, липкие запахи от сладких женских духов, которые оседая в горле, приторно першили.
Широко открытыми глазами Коля глядел на людей, что выступали, слушал непонятные речи и, боясь повернуться, косил глазом, чтобы увидеть лицо Лорки. Она тоже стояла в торжественном оцепенении, боясь шелохнуться. Пухлые губы, брови в разлёт, прямой с горбинкой нос и длинный русый хвост. Николай старался вспомнить, были ли когда-либо у неё косички. Удивительно, сколько он её помнил, она всегда волосы собирала на затылке в пучок, никогда их не красила и не завивала. Она берегла их. Действительно, они были у неё очень хороши, и она это понимала, и ей хватило ума не испортить их ещё ни разу.
Николай поднял левую руку и, взяв русый хвост, пропустил его через свою мозолистую, порезанную со сломанным ногтем на безымянном пальце ладонь. Шелковые пряди, как поток ясной воды, схлынули и начали шевелиться, прилипая к нему от статического электричества. Они, словно живые, тянулись к нему, перебирая тонкими золотистыми ножками.
Николай даже не заметил, как закончилась линейка и все, зашумев, начали двигаться.
– Ну ты чё вперился в свою Лорку, – ткнул его в плечо Пинчук, – уснул что ли? Давай пошли.
– Куда? – не понял Николай.
– На кудыкину гору!! – ответил Игорь и подошел