Тут я поймала себя на мысли: интересно, как мы с ним будем выглядеть на таком же фото? Будут ли наши лица выражать такую же самозабвенность, такую же беспечность? Будут ли наши чувства друг к другу ясны всем, кто взглянет на снимок?
Я тут же отругала себя за то, что позволила сомнениям и мелочной ревности проникнуть в свое сознание. Если Адам и эта женщина были так счастливы вместе, они бы не расстались, верно? Они бы по-прежнему оставались рядом. И наши с Адамом пути, вероятно, никогда бы не пересеклись.
– Такова жизнь, – произнес Адам, когда я, недели через три после начала наших отношений, спросила, почему он порвал со своей последней пассией. – Иногда происходят какие-то вещи, но ты их не можешь понять. Пытаешься найти какое-то рациональное объяснение, какую-то причину, но ответ не всегда существует. Такова жизнь, вот и все.
– Ты так говоришь, как будто не хотел это прекращать, – заметила я. – Это она сама решила? Она тебе изменяла?
– Ничего подобного не было. Давай не будем об этом. Тогда было это, а сейчас – вот это.
И он обнял меня, словно втягивая в себя. Он прижимал меня к себе так, словно ни за что на свете, никогда не хотел отпускать. Вдыхал запах моих волос, целовал меня в макушку. Я посмотрела ему в лицо, упиваясь его чертами. Карие глаза, испещренные зелеными крапинками, поблескивали под фонарями Боро-Хай-стрит. Мощная нижняя челюсть, которую я однажды назвала точеной, на что он со смехом ответил: «Как будто меня выточили на каком-то станке». Обхватив мое лицо ладонями, он поцеловал меня, сначала слегка, а потом сильнее и глубже, словно это могло защитить нас навеки – от расставания, от того, чтобы нас что-нибудь разлучило.
В ту ночь у нас получилась совсем другая любовь. Он держал меня за руку, пока мы поднимались по лестнице к его квартире в доме у рыночной площади. Обычно мы, едва миновав коридор, успевали лишиться как минимум двух предметов одежды, но в эту ночь мы терпеливо дошли до его спальни. Только там он стал меня медленно раздевать. Я протянула руку, чтобы выключить лампу на прикроватном столике, потому что у меня есть некоторые части, которые я не стремлюсь никому демонстрировать, но он поймал меня за кисть:
– Не надо. Пусть светит, я хочу тебя видеть.
Но я не опустила руку. Во мне боролись неуверенность и желание сделать так, как он просит.
– Ты совершенно прекрасна, – прошептал он, проводя большим пальцем по моим губам. Он целовал меня в шею, и его пальцы скользили вниз по моей голой спине, и эти легчайшие, как перышко, прикосновения вызывали дрожь и трепет во всем моем теле. Пока мы