Погружение. Галина Олева

Пытаюсь себя убедить, что имею право жить. К сожалению, изменения в моей психике связаны с детством, с постоянным психологическим насилием в семье как со стороны отца, так и со стороны матери. Я постоянно боялась за свою жизнь, потому что отец, когда выпивал, бил мать и кричал на меня. Но мама говорила, что я должна любить отца, она заставляла меня быть с ним доброй и ласковой. Невозможно, прочитав написанное выше, понять тот ужас, который я испытывала. Я раскрою свои переживания, когда буду рассказывать про свои личности, об их характерах, проблемах, о том, как они возникли и как я пытаюсь с ними договариваться.

      Ниже вы прочитаете рассказ о девочке, подвергающейся насилию в семье. Он автобиографичен. Я написала его, чтобы лучше передать чувства.

      Помню только, как мать забегает в комнату. Я сижу на ковре с куклами в руках, в пижаме. Рядом лежит книга про дядю Степу. Она накидывает мне на плечи куртку, хватает за запястье и тащит в коридор. Я успеваю продеть только одну руку в рукав. Глаза у мамы испуганные, полные страха, словно сейчас выпадут из глазниц. Она молчит. Кидает мне под ноги тапки. Мы сбегаем по лестнице. Я спотыкаюсь. Она кричит: «Быстрей!» На улице темно. Лампа фонаря мигает. Мы бежим по дороге, мама все время оглядывается. Я просто подчиняюсь взрослому, в голове ни одной мысли, но страх от мамы передается мне, он бежит, как электрический ток, по сцепленным мертвой хваткой ладоням. Я не успеваю догонять маму, тащусь позади. Одна тапка слетает и остается лежать на дороге. Через пару минут мы поворачиваем направо и останавливаемся у калитки перед домом маминой подруги, Татьяны. Мама дергает ручку с такой силой, что дверь слетает с петель. Мы заходим в дом, проходим в коридор и ложимся на пол за кроватью. Тетя Таня выключает свет. Нас трое в комнате. Я лежу лицом на пыльном ковре. Потом слышу удар в дверь. Стены зашевелились, словно началось землетрясение. Отец колотил ногами, руками с силой, измерить которую невозможно. Я до сих пор не могу написать слово «папа», оно для меня болезненно, потому что олицетворяет что-то нежное и доброе. Он закричал: «Открывайте, суки! У меня топор. Всех убью!» Мы слышали, как он подходит к окнам, трава шелестела под ногами. Стекла зазвенели от его ударов кулаком. Мне казалось, я лечу вниз, и его голос все дальше от меня. Я расправила руки и позволила себе исчезнуть в темноте, потому что не могла находиться в настоящем моменте, мне хотелось умереть. Я кусала губами ковер, мама закрыла лицо руками. Это был не тот человек, который встречал меня из садика, улыбался и надевал ботинки. За тонкими стеклами стояло животное, не способное ни на какое другое чувство, кроме ненависти. Жажда утолить эту ненависть дала ему в руки топор. Он ушел, просто в какой-то момент наступила тишина. Наверное, еще час мы лежали, не двигаясь, пока тетя Таня не подняла голову и не подползла к окнам.