– Как определить «левый» человек или «правый»? Есть конкретный закон, или это Главные сами решают?
– Роза, подожди. Надо подумать, как лучше объяснить, ты нервничаешь, а у нас никто не нервничает, мы – мертвые, и мне непривычно. Подожди, посиди пока.
Я не возражала – посидеть, так посидеть. Правда, желудок вставил «я против», но ему не привыкать тосковать в одиночестве, пришлось согласиться. Я стала глазеть вокруг. С трех сторон были мальвы, все, как одна, розовые и высокие, а с четвертой просматривалась узкая тропинка, по которой мы пришли сюда, но на повороте видимость обрывалась. Имелся кусок сочно-голубого неба без облаков и солнца. Присутствие последнего вовсе необязательно для моих веснушек, но без него получалось, допустим, следующее: слушаешь хорошую музыку, но нет в ней должной живости, и завершающие аккорды отсутствуют. Не хватало тепла от солнечного лучика, слепящего глаза и заставляющего чихнуть, не хватало облаков, пусть даже бесформенных, из очертаний которых нельзя придумать в своем воображении кораблик или сердитого старика. Не доставало мохнатых шмелей, всяких больно кусающих бзык, и, наверное, если копнуть поглубже, не было и прозрачных червяков, но ковырять землю каблуком я не стала. Стояла такая тишина, познать которую могут лишь на сто процентов глухие люди. До одури захотелось привычных звуков: жужжания, шума ветра, запутавшегося в листве или воркования грязных голубей, плевать на их внешний вид. Я глянула на Катю, в тот момент было просто необходимо почувствовать присутствие кого-то живого (правда, Катя, по её же словам, считалась безнадежно мертвой). Она почувствовала мой взгляд, повернула голову, чуть улыбнулась и начала:
– Когда мы попадаем сюда, с того света присылают папку, ты ее видела (я кивнула, ага, «считать человеком»). В ней про умершего все-все: кто, откуда, чем занимался, кого любил, о чём мечтал, поступки, даже мысли. Эту папку смотрят Главные вдвоем, всегда вдвоем и очень тщательно, и решают к кому из них ты прибыл. Если хороший человек, ну, по религиозному не сильно грешил, то к Матвеичу – влево, стало быть. Ну, а если человек в сущности неплохой, но грешен (по интонации я четко поняла – это она о себе), то к Захару.
– А грехи, как в Библии или как в Коране, такие же? – спросила я непонятно зачем. По правде, я и не знаю их – этих смертных грехов, разве что «не убий» и еще «не чревоугодничай».
– Нет, не совсем, – пожала плечами она.
И вдруг очень оживилась и быстро, горячо заговорила:
– Я была обычной студенткой. Выпивала, курила иногда, мужчины, то, се, ну и у других ведь так же, что с того (я помнила, что здесь не нервничают, но она тогда была просто на грани)?! Встречалась с одним женатым, не любили друг друга, а так, от нечего делать, жена застукала, орала, с кулаками лезла… Через две недели хулиганы меня по голове битой огрели – сразу в морг. Но Захар не за мужика того к себе забрал, а за то, что у соседки каждые полгода котят топила. Кошка у нее гулящая была, черт подери, шалава!.. Знаешь, как тяжело приходится,