возле подъезда он достал дрожащими то ли он бега, то ли от нервов руками новую пачку сигарет. несколько выкинул в урну. он не курил, и ему казалось, что выкинув несколько, будет казаться курильщиком, якобы это придаст ему не то зрелости, не то бунтарства. может, таким образом он пытался обмануть себя.
не выкурив и половины сигареты, он щелкнул пальцами, и окурок пролетел мимо урны. он подошел к двери подъезда, взглянул на окурок, поднял его и выкинул куда положено. на входе в квартиру его встретил один из сожителей Даши. в коммунальной квартире, находившейся в центре, она снимала комнату, в которой жила одна. с соседями Максим был знаком, но не провел с ними в сумме больше получаса за разговорами не смотря на то, что видел их каждый раз. этот визит был четвертым.
– опять ты, – сказал уже знакомый Максиму человек, который выглядел лет на пять старше. – Даша! – крикнул он внутрь квартиры, откуда доносилась тишина, – к тебе.
Максим – по природе свой невротик больше иных – сразу направился в дальнюю из шести комнат, стараясь привлечь к себе меньше внимания, будто он совершал противоправное, но не сильно осуждаемое в обществе деяние. он закрыл дверь. на стене у нее висели гирлянда прямо над столом, где она рисовала. там находились новые работы, еще не законченные, но начатые давно. видимо, с последнего визита, который был неделю назад, она так и не притрагивалась к кистям, краскам и незавершенным, но с таким усердием и рвением начатым творениям искусства. нет ничего проще начать творить. страх чистого листа, в котором обвиняют многих писателей не более, чем выдумка. это поймет каждый, познакомившись ближе хоть с одним из причисляемых самих себя к роду творцов. на деле же настоящие преграды встречаются лишь после некоего рубежа, как неминуемо наступает кризис в отношениях горячо влюбленной, с замутненным сознанием, томящих свои тела в объятиях друг друга новой паре. он протянул Даше руку. она нехотя, как он подумал, протянула свою. на деле же она весь день плакала и была уже без сил. новый период апатии, непременно наступающий в середине эпизода депрессии, снова валил ее с ног. но Максиму было не за чем ее спрашивать. он и так все знал. все видел и чувствовал, хоть и не мог подумать о неверности истолкованного им ее поведения, что непременно сопутствует отсутствию опыта в сердечных делах. ему казалось, что все, что от него требуется – удовлетворить ее физические потребности. так что он, не говоря ни слова, начал ее раздевать, целовал длинную шею, так его возбуждающую, одновременно снимал с нее блузку. она не сопротивлялась. ей было практически все равно. где-то в потаённой комнате ее сердца, отлитого из чугуна, как старые батареи, переставшие отапливать ее скромно обставленную комнату, томилось чувство, что может физическое удовольствие сможет перебороть и позволить ей хоть на время ощутить себя живой. но ни он – неопытный в сексе и отношениях – ни она – не смотря на куда больший опыт в физической близости, но с полным непониманием близости духовной – не понимали, что вторая куда важнее, чем введение члена в вагину, ее сокращения, оргазм обоих и сигарета в конце, с прокручиванием фрагментов и уверением друг друга, что все было хорошо, все было так, как они и рассчитывали. так, как их душе было не угодно. редкие проезжающие за окном машины в ночь субботы стали слышны лишь после второй сигареты, когда мысли пришли в относительный порядок, а запах секса испарился в откинутое окно, подгоняемый дымом с ароматами черешни.
– я хочу, чтобы в следующий раз ты меня связал, – сказала первую связную и длинную фразу за вечер Даша.
– связал? – для Максима это было в новинку. самые обычные фетиши, встречающиеся у 4 из 5 человек были им не изучены. в нем появилось ощущение, забытое с детства, предвкушение новой игрушки, обещанной, но не купленной.
– да, у меня есть наручники.
что-то внутри Максима слегка кольнуло – то была юношеская безосновательная ревность от неуверенности в себе и непринятии партнера с его прошлым, пусть даже оно и не рассказано. лишь со временем ему придет осознание, что эти истории, из прошлого, совершенно ничего не значат. то были другие люди, другие места и другие времена. другие обстоятельства. он и сам был другим. но сейчас, еще неопытный, неуверенный в себе, а от того ревнивый, он всячески старался скрыть приливавшую к его лицу кровь. лицо медленно багровело, вена с правой стороны шеи вздулась так, что если бы Даша лежала не слева, а с другой стороны, непременно бы ее увидела, ведь ее голова лежала на груди Максима последние пару минут, еще до начала разговора про наручники.
– что-то