Ее пальцы затрепетали, я длил мгновение, прижимаясь губами. Она с огромным трудом, преодолевая себя в каждый миг, медленно убрала руку. Я чувствовал, чего это ей стоило, и устыдился своей слабости. Маленькая женщина отчаянно сражается за свое «я», а я, мужчина, поддался простейшим чувствам, которые, поднявшись на ступеньку одухотворенности и возвышенности, называются уже не так, как назывались, а уже любовью.
Я отступил на шаг, снова поклонился, учтиво и деревянно, ломая себя для каждого движения. Леди Беатриса отвернулась, я смотрел, как поднимается без прежней легкости, каждая ступенька дается с великим трудом, хрупкая женщина борется со своим инстинктом, требующим спрятаться за широкой мужской спиной или юркнуть к нему в нагрудный карман и устроиться там в уюте, подогнув лапки и сладко посапывая, чтобы выглядывать лишь время от времени в ожидании, когда супруг и повелитель почешет пальцем спинку.
Наши взгляды встретились в последний раз, когда она уже села и протянула руку, чтобы закрыть дверцу. Миг длился вечность, мы оба понимаем, ради чего приносим в жертву любовь, обоих это наполняет гордостью и… горькой печалью потери.
Рыцари стоят в молчании, никто не шевельнется. Всяк понимает, что поступать так, как поступаю я, – удел паладинов, но не простых рыцарей. Даже понять паладина бывает трудно, а уж принять сердцем – нормальному мужчине практически невозможно. Только в песне можно упомянуть то или иное деяние паладина, но для песни человек и сам подтягивается, настраивается на Высокое, тогда лишь поступок паладина становится понятен и даже близок.
Но песня заканчивается, и чудесное обрывается. Все понимают, что Высокое – это Высокое, а жизнь – это вот то, что происходит с нами ежедневно. Только паладины могут в Высоком всю жизнь или хотя бы долго, а простой рыцарь если даже раз в жизни испытает этот миг высокости – то все его дальнейшее существование озарено этим мигом чистоты и святости.
Повозка проехала под острыми зубьями железной решетки, за нею скрылся из виду и десяток воинов арьергарда. Я тяжело вздохнул, вот и еще одна потеря, повернулся к своим молчаливым рыцарям. Одни отводят взоры, другие преданно смотрят в глаза. На их лицах читается, что пойдут за мной куда скажу, или даже по моему слову, куда бы я ни велел.
– Спасибо, – выдохнул я. – Спасибо… за понимание. А теперь займемся обустройством. Нам здесь зимовать… надо приготовиться.
– Вопреки видимости, – проговорил барон Альбрехт негромко, – именно зима – пора надежды. Мужайтесь, сэр Ричард!
– Зима – лучшая пора, – безапелляционно заявил сэр Растер. – Только зимою, сидя у печки, сочиняются лучшие майские песни.
– Спасибо, – повторил я. – Если что, я у себя.
Поднимаясь по лестнице, я чувствовал на спине сочувствующие, хоть и малость недопонимающие взгляды.
Вслед отъехавшей леди Беатрисе ударили морозы. Барон Альбрехт посмотрел на мое лицо и поспешно заверил, что лично распорядился насчет того, чтобы снабдить ее