– Кори,– потрепал наемник тёмную гриву мула,– ты так больше не шути. Иначе придётся пустить тебя на колбасы. Помнишь, хозяин лавки предлагал за тебя, аж три динара?
Мул, как будто уловив суть сказанного, повернул голову и жалобно заржал.
– Ну-ну, не обижайся дружище. Я всего лишь пошутил.– Успокаивающе почесал того за ушком Нойс. Он любил эту флегматичную, но хитрющую, как ласка скотину, помогавшую скоротать ему время на дороге и еще служившим приятным напоминанием о его хозяйке прекрасной доньи Марии Арчибальди последней возлюбленной известного наемника. В знак своих сильных, пламенных чувств к нему, она преподнесла в дар сего ненасытного, упрямого и вечно сонного мула. При воспоминании об этой знойной горячей, как само пламя даме, настроения у Фреда немного улучшилось. Не случись с ним ночной оказии в замке Жирдяя, он бы наверняка заехал к ней, скажем на недельку погостить, а так теперь предстояло разбираться в делах. Его ожидала впереди не лёгкая беседа с заказчиком. Утешало в этой истории одно – его не проинформировали об одной важной детали…
Вдали замаячила холмистая гряда – верный признак скорой встречи с цивилизацией. За холмами старый тракт сливался с новым и вел, не сворачивая, прямехонько до самого Пьянтуза. Второго города по величине после Бухантуса – славной столицы Бурляндии. Фреду нравился этот шумный портовый город. Пьянтуз находился на юге королевства и выгодно, отличался от своего старшего собрата весёлым, бурным нравом, и более мягкими порядками. Так, в отличие от строгой столицы, местные власти сквозь пальцы глядели на мелкие шалости доморощенных ухарей и заезжих кондотьеров. Справедливо пологая, что лишние динары, полученные от них в виде налогов, пожертвований (порой от которых нельзя было отказаться), да и просто оставленных в лавках и тавернах, в городской казне не помешают. Это там, в благополучном Бухантусе жизнь мёд душистый, а здесь надо выживать рассуждали местные отцы города и как могли, выживали. Впрочем, надо заметить, местами довольно таки не плохо, что не могло сказаться на росте и пышности замков местных донов и синоров.
Нойс в отличие от них не являлся обладателем обширного поместья, более того у него даже постоянного места обитания не имелось. Его беспокойный образ жизни, явно не располагал к оседлой жизни. Он подолгу нигде не задерживался, предпочитая постоянно пребывать в тени. Бесчисленные съёмные комнатушки стали его вторым родным домом, которого у него, в общем-то, никогда и не было. Он особо не горевал по этому поводу, в полной мере осознавая древнюю поговорку – «Каждому свой удел». Своим домом он считал сам Пьянтуз и уж более не мыслил себя без стен этого приморского города и пёстрого люда проживавшего в нём.
Так тихо насвистывая себе под