Теперь у нас появились новые родственники молодой супруги Гензеля, а потом и их дети, которых жена моя обожала. Мы к тому времени смирились, что нам родителям не стать, зато старались племянников своих баловать и ласкать с утроенным усердием. Жена брата нам в этом всячески способствовала, приносила приплод с завидным постоянством. Семерых родила. Дом всегда был полон детей, иногда я просто прятался в своей кузнице, устав от шумного гомона детворы. А Гретель нашествие маленьких детей брата, казалось бы, нисколько не утруждало, она умудрялась и им внимание уделить, и кондитерскую с пекарней в порядке содержать и быть при этом со всеми приветливой, веселой и доброжелательной.
А теперь дома тихо. Жена умерла, брат ее в тюрьме, племянников невестка ко мне под угрозами лишения материнского благословения не пускает. Объявила, что ничего общего с мужем, который оказался душегубом иметь не желает, и детей против отца настраивает. Настоял я на встрече с Гензелем, пришел к нему в камеру, где его держат до завершения разбирательства всех обстоятельств произошедшего, да только говорить он со мной не стал. Ни слова не произнес, ни слезинки не проронил, ничего не объяснил. Как чужой сидел, да в стену смотрел.
Не иначе разум его помутился, раз сотворил такое. Другого объяснения его поступку у меня нет.
Сам теперь не знаю как жить. Кондитерскую хотел закрыть, так от людей отбоя нет. Всё заходят, вопросы задают, на которые я ответить им не могу. И с еще большим энтузиазмом скупают «пряничные домики».
– А жена когда-нибудь рассказывала о том давнем происшествии в лесу, участниками которого они с братом стали?
– Никогда. Уж на что женщина была покладистая, но когда пытался расспросить ее о той истории, возмущалась. Говорила, что всеми силами пытается забыть о ней, а мои расспросы только мешают ей в этом. Всегда добавляла: «Сходи в библиотеку, про тот случай там все найдешь, уж давно все написано, ничего нового не прибавится!».
Вот только, когда к нам в город приехали столичные писатели и, заинтересовавшись легендой попросили Гретель и Гензеля рассказать о ней (уж больно хотелось им услышать ее «из первых уст», а не опираться лишь на сухие сведенья изложенные в летописи), она сделала исключение. Вот как Вы сейчас, они пришли в дом наш и долго говорили с женой и братом ее. Но о чем именно я сказать не могу. Ушел в кузницу, чтобы не мешать и не смущать никого.
Поблагодарил я вдовца, горе которого было вполне искренним, зашел в трактир пообедать да стал думать.
Удивительный все-таки