«Это клеветы одни, будто я легче Канта ничего не читаю. Я последнее время все больше новую историю (19-го века) читаю и так увлекаюсь 30-ми и 40-ми годами, что Павел [П. Б. Аксельрод] даже злится. А Гегеля (не Канта) все-таки очень люблю. Не логику – я ее не очень понимаю, а историю философии, эстетику и философии истории можно 100 раз прочесть с удовольствием, столько в них мысли. Я-то всего еще один раз прочла, впрочем»[3].
Здесь подкупают и смущенная интонация (при таком-то жизненном опыте), и искренняя вера в силу философских теорий, и тонкое разграничение между скучноватым Кантом и занимательным Гегелем. Если в наши дни и остались увлеченные читатели Гегеля, то уж точно не среди политиков, будь то левых или правых.
Вернемся к философским взглядам Вавилова. Влияние марксистско-ленинского учения в его «Дневниках» не прослеживается. Карл Маркс не упомянут вообще, Ленин – только в связи со статьей «Ленин и современная физика» и участием Вавилова в торжественных заседаниях (тогда главной ленинской датой считалась годовщина смерти 21 января, но в мое школьное время на уроках пения уже разучивали: «Тих апрель, в цветы одетый, а январь суров и зол. Он пришел с весенним цветом, в ночь морозную ушел»).
Энгельс упоминается только один раз по курьезному поводу:
«В воскресенье купил новое издание „Диалектики природы“ Энгельса за 3 р. 15 коп. А огурец на базаре (это в августе!) стоит 4 руб. Поистине – диалектика природы» (18.08.1942).
Что-то похожее могу вспомнить и я – как после высвобождения цен в январе 1992 года купил двухтомник Алданова по цене даже не стакана плохого кофе в кафетерии при булочной, а только осадка на дне этого стакана.
Отношение Вавилова к исторической науке и к историкам было резко отрицательным, что для того времени выглядит вполне справедливым:
«Встретился за эти дни с „историками“ А. И. Андреевым, Дебориным, Тарле, Тихановым М. А. Какая же это наука. В честном случае сборник „случаев“ или произвольных схем, в нечестном – просто способ проституировать. Историки, видимо, даже не имеют понятия о флуктуациях и статистике. Каждый выбирает флуктуации, подходящие под его схему. Представить себе, что так бы делали, например, изучая броуновское движение!» (20.09.1942).
Справедливости ради надо отметить, что политикой Вавилов глубоко не интересовался, а иногда проявлял наивность не только по нашим представлениям, но и в сравнении со своими современниками (например, Ландау). Старую Россию он воспринимал резко отрицательно:
«Прочел „Записки В. Н. Ламздорфа“ за 1891-1892 гг. 1891 – год моего рождения. Удушливая атмосфера, глупо, серо и дико. Необходимость революции доказывается как простая геометрическая теорема» (18.08.1939).
Но революцию сильно идеализировал:
«О, если бы не гримасы, Лысенки и прочая дрянь, можно бы мир действительно повернуть. Революция-то на самом