Вот сволочи. Теперь понятно, почему шеф так ярится.
– Вырубить, на хрен. Музыку тоже.
Экран послушно погас. Насчет «на хрен» процессор не переспросил, я невольно улыбнулся. Помнится, моя рыжуля потратила целое утро, чтобы научить домашний комп всяким словечкам вроде «фигня», «на хрен», «штуковина». Я тогда лежал на подушках, и улыбался, и наворачивал приготовленные ею бутерброды. Мне нравилась Санди. Не семи пядей во лбу, и даже не суперкрасавица, но с ней всегда было легко. И весело. Даже сквозь текущий депресняк мысли о рыжей навевали что-то теплое. Интересно, как она?
Такая девчонка не останется без парня на целый месяц, понятно. А я не звонил… постой-ка… уже почти два. И все же… Я потянулся к комму, но замер на пол-пути. Улыбка погасла сама собой. Элен Крейн. Еще пять-шесть часов – и в комме запрыгает вызов шефа. И прощай, уютный Сандерс-бич, еще на неделю. Или две. Будет мне барышня. Только вместо веселой рыженькой – тормознутая беленькая. Извините, служба. Может быть, позже… когда-нибудь.
В упаковке еще оставалась последняя банка. Куда делись остальные, моя уставшая башка выяснять уже отказывалась. Сил хватило только на то, чтобы запрограммировать систему на разморозку чего-то из еды и новый кофе. Упав на кровать, я отрубился.
Мне снились родители. Не то как было на самом деле – легенда. За долгие годы она отравила мои сны, как яд. Правда сплеталась с тем, что следовало говорить в академии. Отец: «Эта машина по-настоящему крутая, с прямым управлением через имп». Мама: «Мы проведем чудесный отпуск, милый». Еще: «Мы собирались порыбачить на вулканическом озере». Легкая роль: глупый беззаботный подросток, влюбленный в соседку Лери и собирающий коллекцию техники двадцатого века…
Сама катастрофа мне не приснилась. Я вообще редко видел этот сон. Чаще всего снился последний день на Острове. Настоящее одиночество. Настоящий страх. То, как следом за Ли Енгом потерянно плетусь к флаеру. Намного реже – залитый кровью песок обочины, длинный тормозной след и рука матери, торчащая из покореженного металла. И жуткое понимание, что там, дальше безжизненной кисти, под рваным металлом ничего нет…
Я проснулся и сел на кровати. Может быть, даже вскрикнул. На лбу висели липкие капли пота. Сквозь опущенные жалюзи пробивался яркий полуденный свет. Система включила приглушенную подсветку, но я пробормотал: «На хрен!» – и лампы погасли. В полумраке было легче вспоминать. Легче, но больнее.
В поддельном отчете экспертизы было написано: «Технический брак производителя». В настоящем отчете – то же самое. Прыщавый подросток все пытался понять, как в эти умные слова вместить страшное и одновременно простое: сбой связи между