На меня ступор напал. Милая женщина, умела донести простую истину, что такому ушлёпку и нищеброду делать нечего подле дочурки.
– Не смей к ней лезть, мальчик! – с холодной угрозой. – Служи себе, морды бей… – опять поморщилась, будто я занимался чисткой сортиров, и от меня воняло жутко, – а Стаську оставь в покое. Она птица другого полёта. Девочка красива, не про таких как ты, да и… свадьба у них скоро…
Где искать компанию я знал, а по пути на Наташку наткнулся. Не хотел ее брать, так ведь она как пиявка. И слезы эти… бабские… причитания… А потом оказалось, что она была как нельзя кстати. Я даже порадовался, что она рядом. Готовая, услужливая, влюблённая и глупая. Прижималась, в глаза заглядывала. А я горе заливал: пил, улыбаясь; шутил, подыхая… Глядя на с* лживую – она напротив сидела и так на меня смотрела, будто от счастья слов не находила.
А потом добила – всё так же на меня таращилась, подтвердила, что выходит за Илюху. Он там что-то про свадьбу нёс… про любовь… верность, ещё какую-то хрень… Признаться, смутно слышал его сахарную болтовню – сердце яростно в грудь долбилось, а эхо ненормальное слух притупило. Поэтому я, только для вида кивая, «ага» и «угу» бросал.
Ну и Стаська кивала:
– Да, да… – болванчик тупоголовый. Да на меня смотрела, точно я ей предложение делал, а не Новик.
Дрянь такая… беззастенчиво красивая.
Теперь я чётко видел – Стася была вся пропитана ложью. По-другому быть не могло. Видимо, это порода такая для суровых времен выведенная – с* многоликая и лицемерная. И рождалась в определённой семье, «дар» укреплялся с молоком матери. А если учесть, кто её родил и какими заслугами мамаша славилась, даже удивляться не стоило – дочь с лёгкостью могла переплюнуть родительницу.
Так что, да, вся семейка гнилая… И мамаша в частности. Шалава, воровка. Так и запомнил с детства. Когда мать только начинала пить – рыдала, рассказывая, что отец вместе с Лушиной работал. Заведовали складом и пайковой частью. На отца недостачу повесили, а Лушина, с*, осталась не при делах.
Ещё бы, спала не только с батей, но и с другими начальниками, вот они-то её и отмазали – всю вину на Званцева скинув. Он-то, олух, может и мальчиком для битья оказаться.
Слова мне в разум, точно яд в кровь проникали. Травили, злобу нагнетая, но я ведь усмирял, подавлял жажду мести. Творил мелкие гадости, пакости, а по крупному не играл, хоть и верил матери. Ей нет резона чужого человека винить в жутких вещах, да и если посмотреть на достаток семьи Лушиных – как одевались, машина, квартира, хлебосольство, когда гостей звали… Не только моя мать, многие соседи на то грешили.
А слухи, они… вперед семейки летели.
Почему я, когда Илюха только начал встречается с Настей, от недоумения в запой ушел. Пил, кого-то бил, пил – е*л, а потом в лоб другу:
– На х*? – в полнейшем недоумении и бессильной злобе.
Новик тогда скучающе отозвался:
– А ты глянь на остальных наших