Может, это шофёр причастен,
Что мы часто падаем вниз?
ХХ век
Идёт к концу мой золочёный век,
Мой век, пропахший потом и бензином,
Предательством, что судьбы развозило
По лагерям и под могильный снег.
Мой век трибун, красноречивых слов,
Наветов, сплетен, клеветы и мести.
Не верю, что, возможно, есть предместье,
Где веку не предъявлено счетов.
Где тишина и божья благодать,
Нет пострадавших или обличённых,
Где целы речка и земля, и кроны
И мыслимо о будущем мечтать.
Здесь мира нет
Здесь мира нет.
Иди в духовный скит!
Живи средь стен, где древние иконы
В ночной тиши с возможностью антенн
Со всей Руси улавливают стоны.
Что нужно человеку по судьбе:
Дорога или лики безучастья?
Какой талант вы заперли в себе,
Искатели несбывшегося счастья?
Твоя тоска плывёт издалека,
На воле средь людей возводит стены.
Душа срывает небо с потолка,
Крушит замки и требует измены
Своей судьбы. Но люди в мире злы,
К своим сооруженьям равнодушны,
Они взрывают стены и углы
И в тупики заталкивают души.
Восемнадцатый год
Новый год – восемнадцатый – грохотом мир сотрясает!
Разноцветные сполохи режут небесную твердь!
Дикий вопль восторга полночной ликующей стаи
К первобытному детству с кострами восходит на треть.
Я опять торможу, спотыкаясь о судьбы и лица,
И накатом спускаются прямо мне в душу снега.
Есть возможность застрять в суете, а потом раствориться,
Но сакральная жертва – кому она здесь дорога.
Мы легко расстаёмся с ушедшего года мечтами,
Отряхнувши с себя всё, что кануло в бездну сейчас.
Изменяем с грядущим, ведь минувший год – уже память.
Ну а то, что исчезло, нас вряд ли когда-то предаст.
Подари мне удачу, вселенский разбуженный ветер.
Этой ночью волшебные силы безумно сильны.
И меж звёзд ритуальных горят наши души, как свечи,
Очищая себя от грядущей и прошлой вины.
Значит, снова война
Значит, снова ВОЙНА на потеху великому братству…
Над татами опять вихри бурь, лязги молний и ор!
В своих мелких страстишках не может народ разобраться.
Триедин наш судья, адвокат он и плюс прокурор.
Оскорбленья летят, сотрясая проклятьями воздух…
Грязь, потоком скользя, брызги склизкие метит в зевак.
И звучат словеса из-под лат, громыхающих грозно,
Вознося весь абсурд до вершины с названьем Пустяк.
А вершина, она словно Колосс на глиняных ножках,
Ей не выдержать груз самомнения, хамства и зла,
Да к тому же когда всё так щедро удобрено ложью…
И покроет ристалище многовековая мгла.
Было