Наконец из желтого облака вычленился всадник. Добрыня поправил меч, топор, проверил, как закреплен щит. Прямо на него, совсем не собираясь уклониться от встречи с вооруженным человеком, несся на рослом черном жеребце огромный воин с непокрытой головой, но в тяжелом доспехе и с широким топором справа от седла. Слева покачивается круглый щит. Черные как смоль волосы треплет ветром, они развеваются, такие же длинные, как и конская грива.
Не доезжая один до другого, осадили коней, пожирая друг друга яростными взглядами. Добрыня чувствовал, что это оскорбление: встретить кого-то, кто почти такого же роста, а то и не уступает, сволочь, да еще на лошади, готовой подраться с его благородным конем!
Молча он достал из-за спины шлем, надел и опустил забрало. Воин проделал то же самое едва ли не раньше, копируя его как отражение в блестящем лезвии меча. Волосы скрылись, шлем оказался полным, даже щеки и подбородок закрыл, оставив прорези для глаз. Добрыне почудилось, что глаза чужака вспыхнули желтым, как у дикого зверя.
– Можешь сказать свое имя, – бросил Добрыня небрежно, – я передам встречным, чтобы такого больше дома не ждали.
Всадник презрительно фыркнул. Голос из-под шлема прозвучал гнусаво:
– Это тебе остаться воронью на расклевание.
– Как хочешь, – ответил Добрыня холодно. Он потащил из-за спины меч, поцеловал лезвие. – Этот меч напьется твоей крови. Если бы ты говорил вежественно, я бы закопал твои останки… может быть.
Снежок двинулся боком, сам выбирая для любимого седока удобную позицию для удара. Чужак быстро протянул руку за спину, в его ладони оказалась зажата рукоять меча едва ли короче, чем у Добрыни. И был тот меч слегка загнут на конце, и хотя заточен только с одной стороны, но показался Добрыне коварным и опасным.
Не говоря ни слова больше, они разъехались на дальние концы поляны, развернулись разом. Добрыня тут же пустил коня в галоп. Всадник на черном коне мчится во весь опор, разрастается, становится огромным, как гора. На миг по телу прошла дрожь, но напомнил себе, что сам он силен, опасен и быстр и что врагу сейчас кажется тоже огромным, как гора, и страшным, как разъяренный лев.
Меч его слегка колыхался в поднятой руке, удар будет сверху наискось, конь послушно берет чуть влево, надо пройти стремя в стремя, меч ударит чужака в шлем над ухом, рассечет любой булат, лоб, скулу, челюсть. Кони пронесутся в разные стороны, и меч, чтобы освободиться, сорвет с седла это разрубленное по пояс тело…
Раздался грохот, от которого на версту вокруг испуганно вскочили звери и птицы, в норах проснулись подземные обитатели, а в небе всполошенно закричала стая гусей и поспешно поднялась выше.
Щит затрясся, как конь, при ударе грома над головой. Руку тряхнуло, от кисти в плечо прошла дрожь. Свой удар Добрыня нанес сокрушающе, второй не надобен, но всадник пронесся мимо, даже не пошатнулся,