– Как ты выносишь этого оглоеда? – Закатывая бледно-голубые, словно фарфоровые, глаза интересуется старший секретарь Елена Альбертовна, для меня просто Леночка. Она постоянно поправляет перед зеркалом свою сложную плетёную причёску и при этом не перестаёт сыпать интересными фактами и мудрыми советами. – Ему специально отдельный кабинет выделили, чтобы он не выносил мозги другим сотрудникам. Ладно, шефу некуда деваться, это племянник его жены. Ты-то зачем позволяешь ему садиться тебе на шею? Турни его разок, и всё! Тебе ничего за это не будет, я точно говорю.
– Знаю, что не будет, но я не могу отказать сотруднику организации в психологической помощи.
– Дура ты, Инка! – Бахает Леночка, отворачиваясь, наконец, от зеркала и глядя мне прямо в глаза, но тут же спохватывается: – В хорошем смысле, конечно, но дура. Лишние дела спихивать с себя надо, а не накрячивать.
– Чем это у вас пахнет? – Недовольно кривится Машковский-младший, едва переступив порог моего кабинета.
– Ароматическое масло, – отвечаю я ровным голосом.
На самом деле это массажный крем, но визитёра не касается, что я делаю в своём кабинете с другими сотрудниками, в том числе с его дядей. Особенно с его дядей.
Данилушка начинает метаться по кабинету в поисках аромалампы, но безуспешно. Я её уже убрала, причём ещё неделю назад. Аккурат после того, как мы устраивали с секретарями и бухгалтерами дамское чаепитие. Мы наслаждались в тот день помимо фруктов, фитнес-сладостей и чая, заваренного по всем правилам, ещё и ароматом масла апельсина. Шеф не любит всех этих «бабских» ароматов. Он у меня ярко выраженный тактил, то есть любитель прикосновений.
– Где она? – Заполошно вопрошает беспокойный тридцатидвухлетний пацанёнок.
– Кто? – «Не понимаю» я.
– Лампа!
– Вот, – указываю я на настольную лампу. – А зачем она вам?
Машковский-младший тяжко вздыхает и с размаху плюхается, не ожидая приглашения, на банкетку. Его худая, длинная спина, с запасом завернутая в коричневый стариковский пиджак, сиротливо округляется. Интересно, где он берёт одежду? Не удивлюсь, если донашивает папашину.
– Вот! Именно поэтому! – Изрекает отпрыск великого живописца, то ли грозя, то ли указывая мне на меня же длинным, ступенчатым пальцем. Я молчу. Он тоже молчит, ожидая наводящего вопроса, но его не будет, потому что мне не интересно знать, что «вот» и почему «поэтому». Мне вообще не интересен этот мальчик, и шёл бы он уже к той самой бабушке, к которой его регулярно направляет Леночка, к сожалению, только заочно и безрезультатно, но нет. Мальчик решает всё же просветить меня, несчастную: – Именно поэтому мне не везет с женщинами, – блеет он. – Все они не дотягивают до мужского уровня понимания.
– Ну, так попробуйте с мужчинами, в чём проблема?
Я ловлю себя на том, что закатываю глаза, как Леночка. Только