Игорю Никитичу тоже хорошо известно, что достичь результата можно только через трудности и боль. Он и достиг. Мой шеф молодчина. Я горжусь знакомством с ним. Горжусь тем, что я… Нет, не работаю на него. Работаю с ним.
Так получилось, что я на особом счету в его фирме, непонятно чем занимающейся и кому принадлежащей. Последнее меня не касается никаким боком. Меня касается только психологическое благополучие шефа и связанное с ним моё собственное материальное благополучие, а история наших с шефом взаимоотношений заслуживает отдельного рассказа.
Глава 2
Захвативший небо,
Мрачноватый день
Правит в нём нелепо,
Уничтожив тень.
Всё перемешалось:
Ветки, облака,
Глаз родных усталость,
Тёплая рука…
Я ныряю в омут
Лихо с головой,
И в сторонке стонут
Благость и покой.
Тишину разрежет
Смелый обертон.
Гонит ветер свежий
Хлипкий полусон.
Приоткроет двери
Неизвестный мир,
И, себе не веря,
Полетит в надир
Вместе со светилом
Та, что чуда ждёт…
Маски. Иней стылый.
Лужицы и лёд.
– Нет, извини, Иннусик, я здесь не могу!
Игорь Никитич вскакивает с дивана и, нервно расхаживая взад-вперёд по комнате, торопливо застегивает пуговицы рубашки. Я замечаю, что она далеко не идеально отглажена, а о том, что такое крахмал, наверняка даже представления не имеет. Кажется, Нине Аркадьевне плевать на рубашки мужа. Однако сам он должен быть безукоризненно гладким, то есть покладистым и верным, иначе… Что может быть, если однажды всплывёт то самое роковое «иначе» страшно вообразить.
– Не можете здесь, не можете в гостинице, не можете у меня дома… Вы не можете со мной! Я недостаточно хороша для вас.
«Ты уже привил мне комплекс неполноценности, старый дурак!» – Добавляю я мысленно.
Это была вполне себе реальная моя психологическая проблема вплоть до одного занятного случая, о котором речь пойдёт ниже. Я долго была уверена, что Маркус Гонсалес всего лишь занятный случай, но жизнь вскоре доказала другое. Однако в первый свой год работы у Шишкина я была ещё не знакома с Марком, и мне было не до смеха ни капли.
Я чувствовала себя крайне глупо, раз за разом сидя почти голым задом посередине скользкого и холодного кожаного дивана в своём кабинете. Из одежды на мне оставались только съехавший набок комплект кружевного