– За которым мы отправимся, конечно, не прямо сейчас, – Винсент, у которого буквально закрывались глаза, устало махнул рукой и, зевнув еще раз, попытался проснуться, – Слушайте, ребят, у меня есть мудрое решение всех наших проблем – пойдемте спать, а? Утро вечера мудренее, на свежую голову собрание провести будет разумнее… – он снова зевнул и, вздохнув, решительно поднялся на ноги, – А вообще, как хотите. Я иду спать, а вы как знаете – можете сидеть хоть до следующего утра. Все, спокойной всем ночи… то есть, дня, – и, высказавшись, мужчина, кое-как передвигая ноги, засыпая буквально на ходу, уверенно направился в сторону коридора, ведущего к его комнате.
Оставшиеся в гостиной переглянулись. Альберт, усталый и мрачный, сам жаждущий провалиться в сон, пожал плечами и, тоже поднявшись на ноги, легонько хлопнул по плечу сына, подавая ему позитивный пример; итальянцы в свой черед тоже повскакали со стульев.
– Что ж, похоже, выбора у нас нет, – Людовик, который после потери сознания и нескольких часов без него чувствовал себя вполне бодрым и отдохнувшим, и мог бы продолжать и до следующего утра и даже до следующего вечера, сжал губы и, сунув руку в карман, добыл из него свою любимую игрушку – эспандер, некогда сотворенный Альбертом специально для него, – Спокойной ночи, ребята, пойду, почитаю что-нибудь.
Татьяна, быстро улыбнувшись, помогла сыну подняться с ее колен и, встав на ноги, взяла его за руку.
– На сей раз волнение не будет вредить твоему сну, – она ласково провела свободной рукой по волосам сынишки и кивнула, – Идем, я уложу тебя спать сама.
…Кисть мягко коснулась холста, добавляя побольше голубизны в радужку нарисованных глаз. Художник, придирчиво склонив голову набок, оглядел собственное творение, затем перевел взгляд на позирующего ему молодого человека и, обнаружив, что тот смотрит в другую сторону, досадливо вздохнул.
– Слушай, капитан, если ты будешь так вертеться, никакого портрета не получится.
Названный капитаном парень досадливо отмахнулся и, неожиданно поднявшись на ноги, приблизился к кровати, на которой лежал, тяжело и хрипло дыша, сильно израненный, хотя и постепенно приходящий в себя человек.
– Дэйв? – он нахмурился, осторожно касаясь ладонью лба несчастного, – У него опять поднимается температура… не знаю, что дал ему отец, но, боюсь, впрок хранителям памяти это не идет.
– А где твой отец? – художник, не слишком довольный вынужденным перерывом, опустил кисть, окидывая больного обеспокоенным взглядом, – Может, ему стоило бы самому следить за состоянием Дэйва, не сваливать все это на нас? В конце концов, маг тут он, а мы лишь скромные подмастерья.
– Папа