Вначале нам «хлопнули» визы. Затем вызвали на цикл (заседание военно-морской кафедры) и «поплавили звезды». В переводе с курсантского жаргона на язык господ-товарищей офицеров с военно-морской кафедры это означает «лишение присвоения воинского звания офицер запаса по выпуску из училища». Чтобы было еще яснее, добавлю: курсант, лишенный звания по выпуску, получал лишь диплом Министерства Морского флота, но не получал заветного удостоверения офицера запаса Министерства Обороны, то есть, по сути, он оставался призывником, а, значит, ему ярко светила служба в рядах Советской Армии или, что еще хуже, Военно-Морского флота (три года на один год длятся дольше, чем два – надеюсь, это понятно).
Само собой, в тот день мне и трем моим неразлучным соратникам – Воробью, Пепсу и Шпачеву – было несколько грустновато…
Из матюгальника (о, тут все просто – из громкоговорителя) донесся голос дикторши, объявляющий отправление моего поезда. На перроне сразу стало как-то суетливо, со всех сторон зазвучали слова прощаний, звуки поцелуев, запах вокзала начал смешиваться с запахом разлуки.
Под похлопования ладонями приятелей по плечам, под напутственные реплики, я притиснулся вплотную к входной двери вагона.
– Сега, пиши, не забывай.
– Серега, помни ЛАУ, – я кивал всем в ответ.
Состав тронулся и, заскочив внутрь вагона, мешая проводнице закрывать двери, я до последнего смотрел в сторону ребят, смотрел, как расстояние между нами с каждой секундой становится все больше и больше.
– Кто сбился с верного пути, того ищи в БалтМорПути, – слова этой дурацкой поговорки, опять же курсантской, были последними из тех, которые я успел крикнуть на прощание ребятам…
ЛАУ, БалтМорПуть – резануло слух, не правда ли? ЛАУ – Ленинградское Арктическое училище – то самое, которое я столь проблематично закончил, хотя и самое лучшее училище из всех училищ существующих или когда-либо существовавших на этой бренной земле.
А БалтМорПуть – это контора, квартировавшая в Риге, занимавшаяся дноуглубительными работами – всякие там «черпаки», «землесосы», грунтоотвозные шаланды и прочая дрянь. В общем, отличное место для ссылки провинившихся моряком.
Такая вот меня ждала теперь расплата за все мои похождения.
Глава 2
Вместе со мною в купе оказалась пожилая чета и женщина лет тридцати – «тетка», как я ее назвал про себя. Для меня – в мои двадцать – тридцать лет казались чуть ли не какой-то последней чертой, за которой люди уже не живут, а доживают. И кто бы мог осудить меня – тогдашнего – за это? Разве что я сам – нынешний.
«Тетка» была явно поддатой. На столе перед нею стояли запечатанная бутылка «Сибирской» и начатая бутылка шампанского. Устраивая свой чемодан