Да, тело Адамита было немного странноватым как для мужчины, так и для женщины.
Волосяной покров был расположен неравномерно. На животе есть, на груди нет.
Мускулы сильно развиты, но кисти рук и ступни маленькие и нежные. Плечи широкие, но зад еще шире.
Стал простукивать и прощупывать свое создание. Может, и внутри чего напутал.
Так, сердце на месте. Печень, почки, легкие… И вдруг его руки, скользнув по грудной клетке, вздрогнули. Что за дела? В скелете рудной клетки слева оказалось л: ишнее ребро. Зачем? Теперь и это исправлять надо? Да, наверное все-таки придется уничтожать Адамита, как это ни тяжело. Если бы не лишнее ребро, может, и не стал бы этого делать.
И когда он уже начал готовиться к уничтожению Адамита, его словно прострелило: «А может, уничтожить только одно ребро, а заодно с этим ребром вытащить из Адамита все женское, оставив в нем только мужское начало».
Господь вытащил ребро и, дунув на него, создал женщину, а Адамит стал Адамом с бородой, усами, узким задом и сильными, широкими плечами.
Так вместо Адамита появился Адам.
«А из ребра появилась Ева?», – спросите вы.
Нет, не Ева. Ева тоже была второй после…
Но это уже другая история.
Забвение
Для нас, великих – я имею в виду живых классиков, – страшны не хула и не беспричинная хвала, а забвение.
Вот меня, к примеру, забыли.
А ведь я…
Впрочем, лучше по порядку.
Зададим себе пару простых вопросов: «Почему помнят великих? И в чем их величие?»
Возьмем, к примеру, хоть Пушкина: ну что мы помним из его великого?
«Я помню чудное мгновенье…»
«Итак, она звалась Татьяной…» Ну, и что он памятник воздвиг себе. И все, в общем-то.
Несколько строк – и ты уже сопричастен Вечности.
А Лермонтов? У того вообще помнят не строчки, а отдельные слова: «Мцыри», «Бела», «Печорин» – несколько слов, а ведь помним, чтим и цитируем.
Так у Лермонтова хоть слова, а у Тургенева всего-то навсего лишь две буквы повторяющиеся: «Му» и еще раз «му». И готово – тоже классик, тоже вечен.
И все его помнят.
Кто хвалит, кто ругает.
Но помнят.
А меня, можно сказать, цитируют и устно, и письменно с утра до вечера, но все-таки забыли… Хотя сказано, – а затем написано мною, – в отличие от некоторых, целое предложение.
Чем я хуже их, этих самых?!
Мне Зоя, жена моя, говорит, что умнее меня вообще никого нет.
Взять, например, какую-нибудь компанию.
Там все и до первой, а особенно после нее, наперебой начинают ученость свою показывать, ум, так сказать, свой обнажать, а я – нет.
Я сижу и молчу.
Долго молчу.
А потом как скажу что-нибудь умное, так все прямо и ахают, а Зоя, жена моя, та от счастья, что я у нее такой гениальный, даже в обморок падает.
Вот, например, были недавно в гостях у одного проходимца.
Стол