Тот хотел было возразить, но его ноги были «За», отозвавшись ноющей болью. Уже не сержант, но ещё не офицер, простонал:
– Ванна точно будет? Вина бутылочка найдётся?
– И бутылочка найдётся, и ванна будет! – Мишка умоляюще сложил руки.
– Эх! Была – не была! Вези!
Они, смешавшись с толпой, покинули вокзал. Метро, потом автобус и добрались. Промзона у МКАДа.
– Ну и райончик! Не скажешь, что Москва! Как у нас в райцентре! – Игорь Саенко покрутил головой вокруг. – Только у нас чище.
Да, вид был ещё тот. Мусорные баки переполнены, обшарпанные многоэтажки жались друг к другу. Ларьки, пара магазинов, да кинотеатр Хрущевских времен. Вдали высились огромные трубы, из которых валил то ли пар, то ли дым.
– Нормально! За мной! – Мишка подхватил портфель прапорщика и ускорился.
На соловьиную трель звонка открылась дверь. На пороге стояла пожилая женщина.
– Привет, бабуля!
– А! Миша! Заходи! И вы ребята, заходите! – она, приветливо улыбнувшись, ушла вглубь квартиры.
Удивлению прапорщика не было предела:
– «А, Миша, заходи?!» Ёкарный бабай! Да если бы я хоть на денек домой заехал, все бы ошалели от радости! Пили бы три дня!
Саенко прояснил ситуацию:
– Они каждые выходные к нему приезжали! Не соскучились.
– Ну, вы тут зажрались, вот что я вам скажу! – махнул рукой прапор. – Где ванна?
Иванов не обманул. Поезд, отправляющийся с Казанского вокзала, оставлял уже в прошлом кино, вино и вкусные пирожки Мишиной бабушки. Через сутки и шесть часов, станция Юша вновь встретила их светом прожекторов и лаем собак.
– Ну, здравствуй, Башкирия! – Карась вдохнул горный смолистый воздух Южного Урала. Он поежился, как и в первый свой приезд сюда. Червяк дурных предчувствий проснулся, потянулся, зевнул и чихнул. «Чтоб ты сдох!» – пожелал ему хозяин. Но, как показала практика, этот ползучий редко ошибался.
Конец сентября был дождливым. День уменьшился, и развод батальона происходил в утренних сумерках. Мохнатые звезды висели над сопками так, что казалось можно дотянуться до них рукой.
– Батальон, смирно! – дежурный по части, приняв доклады ротных, отрапортовал комбату.
– Товарищи солдаты! – медленно с расстановкой начал комбат с трибуны.
– «Что я хочу вам сказать…», – пробурчал стоящий сбоку прапорщик Веретенников.
– Что я хочу вам сказать! – не экономил время майор Алексеев.
– «А сказать я хочу вот что!» – уже зло произнёс Веретенников и, сплюнув, добавил. – Тормоз, мля…
– А сказать я хочу вот что! – осиливал утреннее обращение комбат.
Хотелось кушать, хотелось в тепло, а «Тормоз» размазывал кашу слов по тарелке своей речи. Призывал, увещевал, угрожал и по-отечески «обращал внимание». Именно сегодня нужно было сделать больше чем вчера! И вся страна только на это и надеется!
Прапор Веретенников