Может забыть? И тогда вновь заблестит впереди звезда. Нет не забыть, нельзя. Но звезду, одинокую, которая только издали точечка, нужно найти.
А может не нужно? Зачем? Может, теперь необходимо калить топку воспоминаний и греться возле нее, и ехать по жизни гонимым ее энергией? Согласен. Но куда ехать? Найти направление все равно необходимо. Нет, с ума я не сошел. Я и не могу думать о будущем, пока не разберусь с настоящим, сопоставлю его с прошлым, – это и укажет правильный путь к звезде, своей звезде".
Красочно запестрели аршинными заголовками, рисунками зазывающие афиши кинотеатров, ослепительно заиграли на фасадах, искрясь, малиновые, голубовато-сиреневые огни реклам. В «Украине», прокручивали завоевавший популярность, бесконечный сериал про Анжелику, заполнивший, казалось, все экраны города. На сей раз «Анжелика в гневе», зайти? Но галдящая в тесном, открытом с улицы холле публика, неприступным видом своим оттолкнула его, и он свернул, не пристроился в хвост, прошел мимо.
«Так что же я ищу? Может быть, точку отсчета, как дальше жить? Ту точку, которую каждый здравомыслящий человек находит в мгновении или периоде жизни, задумываясь всерьез, и с которой вдруг начинаешь осознавать, что больше так жить нельзя".
Однако там, в иссушенной солнцем долине с помертвелыми от зноя стеблями, пучками травы, он вынес это как нечто непреложное, незыблемое и теперь, возвратившись, что-то начинает оценивать по-новому. И снова, как месяц назад в самолете при посадке, Манько задался вопросом: "Зачем я вернулся?"
Снег шел, не переставая, густо мельтеша, заслоняя и поглощая свет, и одевшийся не по погоде, постукивая зубами, окончательно продрогший, Манько обив с себя тающие кристаллики снега, заскочил в первое попавшееся на пути кафе, которое представилось ему чуть ли не спасением.
Небольшой чистый зал, под потолком неярко освещенном красными фонариками, был полон, и лишь у барной стойки, где среди узких, вертикальных зеркал, инистое пенистое в никелированных чашечках мороженое, пепси-колу в стаканчиках, приветливо улыбалась обаятельная официантка, виднелся круглый высокий стульчик. Туда Манько и сел, снял шапочку, положил на колени, порывшись в кармане, вытащил мелочь и заказал горячего душистого напитка. Здесь было слишком душно, и согревшись, Манько вспотел и, уже тревожась отер испарину, освободился от куртки, украдкой поглядывая на рядом сидящих.
«Странно, там мучили нас почему-то вечные проблемы, хотя не всегда было вдоволь воды, пищи. В сущности, этого-то как раз нам и не было мало. Но, вне сомнений, мы чаще замечали боль друзей, близких, если они что-то переживали, грустили, и подбадривали их, чаще молчали, чаще говорили о том, о чем бы здесь никогда не решились сказать. А после операции внешне мы походили на зверей, но не грубели, набирались доброты. Может и верно, люди хорошо стали жить и многое потеряли в духовной жизни. Или лучшие качества людей