Тайны служебные и личные, или Карибский синдром. Александр Васильевич Кулешов

ожидавшего дембель по осени, кроме вот таких выездов для инструментальной проверки устойчивости реперов, за плечами были уже три учения с подготовкой к пуску ракет в полевых условиях. Прапорщик в действия сержанта не вмешивался, не только потому что доверял, но и из-за нелюбви к математике – всегда кажется муторным то, чем не хочешь заниматься: снимать показания с теодолита, высчитывать отклонения и среднеквадратичную погрешность, пусть этим занимается тот, кто в этом больше понимает. В его сознании работа стартового отделения легко делилась на понятную механическую часть с участием установщика и ракеты и близкую к колдовству оптико-геодезическую, к которой не лежала душа сельского механизатора, подписавшегося на кадровую военную службу. Он с удовольствием давал объяснения Коростелеву в отношении первой части и уступал инициативу сержанту, когда лейтенант проявлял интерес ко второй, а осознав, что Коростелеву угловые движения теодолита, заглядывание в объектив, проверка записей в формулярах и расчетов, сделанных Бессоновым и Овчинниковым, более интересны, занялся разжиганием костра, так как в выезде на запасную позицию ракетной батареи есть несомненная радость для участников в пикнике с продуктами, выделенными по разнарядке старшиной, и привнесенными запасами из дома прапорщика.

      Коростелев к сержанту Прохорову относился с явным уважением, не только потому что его знания в области геодезии были того достойны, но и потому что у сержанта с подчиненными ему солдатами не было никаких зримых иерархических построений. Совместная служба, совместная действия. Никаких грубых окриков, обзываний для укрепления собственного авторитета, никаких жестких требований к рядовым в его расчете.

      Лицо прапорщика бронзового отлива, изрезанное морщинами, то ли от пронизывающих ветров на стартовом комплексе, то ли еще от каких факторов, расплылось в улыбке, когда сослуживцы, закончив проверку геодезической системы, подошли к костру. В отношениях с пьянством Авдеенко замечен не был, по понедельникам после выходных от него никогда не несло перегаром, в выходах с другими прапорщиками после службы «на пенек» – принятом способе отметить памятную дату или служебную отметку – не участвовал, но печать раннего старения была составной частью его облика. В панибратском общении ему скорее приклеивалось «старик», чем «отец».

      – Ну что бог послал! – показал прапорщик рукой на вареные яйца, черный хлеб с маслом, полученные в дивизионной столовой, и домашние пирожки, приготовленные его женой. Набросились на еду с нагулянным аппетитом, получая особое удовольствие от поджаренных на костре хлебных ломтей, сдобренных растекающимся на глазах маслом. По мере гашения голода завязалась беседа.

      – Вот у нас в ангаре стоят две ракеты, соответственно, к ним, наверное, у головастиков хранится две головных части. В случае войны мы отстреляем эти две ракеты, а дальше что делать будем? – спросил сержант, обращаясь к лейтенанту.

      – Вопрос