А обо мне уж и говорить нечего!
– Носик чуть подгорел? – спрашиваешь ты, разглядывая меня.
Я люблю, когда ты говоришь со мной, как с девочкой. Сю-сю-сю. Это приятно.
Не всегда – кстати, но, в основном, – приятно.
Приятно, потому, что ты делаешь это искренне. Приятно, потому что ты даешь мне именно это ощущение. Лето, солнце, сгоревший носик, кружевной сарафан в стиле бохо, шампанское, которое охлаждается в номере для нас с тобой, легкий ветерок, пустая болтовня, смешные соседи за столиками рядом, сю-сю-сю, теплая набережная как в итальянском кино.
Видишь, как легко и быстро я рисую себе картинки? Стоило тебе сказать про «носик».
Дама, которая собиралась заказать клубнику для того, чтобы «закусить» шампанское, проходит мимо нас, покачивая необъятными бедрами, обтянутыми короткой трикотажной юбкой, и, опять задерживая взгляд на тебе.
Наверное, даже самые отсталые старушки уже знают, что таким бедрам противопоказан тонкий трикотаж без подкладки. Меня всегда удивляли дамы, которые, решив для себя, что им уже все равно и все можно, начинают демонстрировать то, что всю жизнь прятали по причине несовершенства. Я еще понимаю перейти с высоких каблуков на низкую танкетку – ноги, конечно, выглядят короче, но удобство перевешивает. Но надевать такую юбку, где видны не только резинки от трусов и все складочки, но и целлюлит? Зачем? Как будто нарочно…
– Я толще ее? – спрашиваю я тебя тихонько.
– Ты что? – правильно возмущаешься ты, – Сравнила! Да ты просто стройняшка!
– По сравнению с ней? – продолжаю я тебя провоцировать.
– Нет. Сама по себе, – твердо заканчиваешь ты.
Вот в этом месте тебе бы рассказать мне, какая я распрекрасная, стройная молодая и красивая, как тебе со мной повезло и прочее тра-ла-ла романтических обедов и ужинов. Обстановка располагает.
Но ты молчишь.
У каждого проекта своя инфраструктура. Каждый играет на своем поле. Мое поле – это мечты о том, чтобы все было как в итальянском кино. Страсть. Красота. Легкий ветерок. Жгучие слова… И даже пороки – изысканные и изящные. По сценарию.
Твое поле – это жизнь, которая у нас «перед носом», как любишь говорить ты.
– А что бы ты сказал себе двадцатилетнему? – спрашиваю я, понимая, что ты не увидишь связи. Ты вскидываешь на меня удивленные глаза. – Ты хотел бы что-то исправить? Изменить? Улучшить?
– В тебе заговорил маркетолог? А тебе не кажется бессмысленным анализировать то, что я хотел бы изменить, но не изменил?
– Не кажется.
– Дурацкий разговор.
– Почему?
– Потому что мы – не на тренинге по возрастной психологии.
– А тебе не кажется, что по твоей реакции я УЖЕ получаю ответы на свой вопрос?
– Вот и славно. Значит, я ничего не должен говорить себе двадцатилетнему?
– Конечно, не должен. Но мог бы и сказать.
– Тебя может не устроить мой