Затем прижав ребёнка к груди и подняв задорно-смеющееся и торжественно-сияющее лицо на мужа, она вдруг залепетала молодым весёлым голосом:
– А знаешь что, я его возьму себе?
– Ну что за фантазия! – ответил он, но нерешительно, и ласково глядел в её глаза, такие новые, простившие и полные любви к чему-то неизведанному и большому…
– Нет, я возьму его! – решительно и не переставая улыбаться, говорила она и неумело качала ребёнка на руках, смотрела на него и, улыбаясь, повторяла:
– Возьму, совсем возьму!
Ермиловна постояла, поглядела на барыню, хлопнула по бёдрам сухими, крючковатыми руками и наставительно произнесла:
– Возьми-как, да вскорми!.. Это Господь тебе утеху посылает… Возьми, барыня, возьми!
– Ну, что же, если хочешь… Я не имею против ничего, – сказал Аполлон Борисович и тоже для чего-то взял из рук жены и покачал ребёнка. – Добро пожаловать!.. Добро пожаловать, мой сударь! – пошутил он, глядя в узенькие синеватые глаза ребёнка и снова передал его жене.
– Бери! Назовём его Кирилл Аполлоныч!.. – добавил он и, весело осклабившись, пошёл в свой кабинет.
IV. На завтра председатель патроната Торский, низенького роста, шустрый, с крашеными волосами человек, два раза приезжал к Агнии Сергеевне с визитом и оба раза не застал её дома.
Она с утра захлопоталась. Прежде всего по газетным объявлениям ездила, искала няню. Затем покупала ванночку, кроватку, детское бельё.
А когда возник вопрос о том, где поместить ребёнка, Агния Сергеевна озабоченно прошла к мужу и сказала:
– Аполлон! Пока я Кирика устрою в спальне… Там теплее… А тебе пока придётся спать в кабинете… Можно?
Аполлон Борисович пожал плечами.
– Ну, что ж. Я должен быть гостеприимным… Делай, как находишь лучше.
Все следующие дни он посмеивался, с весёлым любопытством выходил из кабинета посмотреть, как три, разных возрастов и положений, женщины купают «незнакомого мужчину» и кипятят для него разбавленное молоко, как затем хлопочут возле него, суетливо бегая по комнатам квартиры.
– Вот, действительно, не было печали!.. – улыбался Аполлон Борисович. – Всех на ноги поставил, как будто он князь сиятельный какой…
Но говорил он это без тени недовольства, напротив, с тайной, неопределённой радостью.
Впрочем, настроение его было приподнято, быть может, потому что эти дни были удачными в работе. Подогретый оживлением в доме, он без труда наметил общие черты проекта, и дело быстро стало двигаться вперёд.
– Скажи, пожалуйста! – сказал он как-то Агнии Сергеевне. – Можно подумать, что этот шельмец мальчонка внёс с собой что-то такое, этакое… Тфу! Не сглазить бы!.. Ты слышишь, я суеверным становлюсь.
Вместо ответа Агния Сергеевна озабоченно