******
Дождя больше не было. Солнце уже давно встало над Таборовым и заблестело в водах местной Раставицы. По её берегам всё, куда можно было упасть взгляду, терялось в зарослях подсолнуха. С первыми лучами они распрямили спины, стараясь подставить новому солнцу свои чёрные, окаймлённые рыжими волосами и бородами лица. Воды ночного ливня, промочившего соломенные крыши хат, превратившего в грязное месиво единственную деревенскую дорогу, быстро высыхали, и совсем старый пёс Мухтар едва успевал напиться из таявшей на глазах дорожной лужи. Росшая во дворе, отмытая дождём до блеска, любимая шелковица, казалось, пахла ещё сильнее.
Но братья ничего этого не видели, потому что снова уснули только с рассветом, видя странные сны, что-то шепча губами, щурясь от залезшего сквозь щель на сеновал острого надоедливого солнечного луча. Во двор с удочками, ведром и маленькой, наспех сбитой из найденных в сарае деревяшек, табуреткой, вышел красивый мужик с чёрной шевелюрой и орлиным взором, сильно припадая на левую ногу. Человек что-то поискал глазами и вскоре взял в руку прислонённый к забору небольшой бадик.
– Что, Лена, хлопцы спят ещё? – спросил он своего же возраста женщину, чистившую и бросавшую в старый чугунок одну за другой маленькие картошины. – Опять всю ночь болтали.
– А ты почём слышал, что болтали? – хитро переспросила мама Сергея Лена, не глядя на мужчину. – А это потому, что ты, Аркаша, с Василём и Сашком до двух ночи тут на веранде вытворяли.
– О, о, ты диви! Чего вытворяли? – огрызнулся Аркадий. – Я вообще не пью.
– Да ты что?! – заулыбалась полноватая Лена, плюхнув очередную картошину в чугунок. – Может, там у себя в России и не пьёшь.
– У нас не пьють, – бездоказательно отрезал Аркадий, как-то особенно смешно путая русские слова с украинскими. – Не положено.
– О, ты диви! Кем не положено? – повысила голос Лена. – Не бреши, Аркаша. Все пьют – и кацапы, и хохлы.
Родные братья Аркадий, Василь и Сашко – местные из Таборова. Выросли, разъехались искать каждый своё счастье, и совсем не думали скучать по дому. Но помнила братьев молодая шелковица, выросшая в их саду, тот самый сеновал с душистым горьковатым сеном, изогнутая в косе, роняющая на карие камыши свои прозрачные слёзы Раставица. А ещё помнили отец с матерью, глядевшие по утрам на пыльную таборовскую дорогу, по которой уходил каждый из сыновей. Нет, не забыли и они…
Вместе братья собирались в августе, когда на родину наведывался старший Аркадий, добираясь поездами аж с самого Урала. Сюда же приезжали сёстры Лена, Лида и Галя, и тогда в доме их отца Ивана и мамы Нины было шумно и весело. А за чаркой горилки чего только не вспомнится! Вот и вчера за ужином в доме братья бурно обсуждали давнюю выходку младшего Сашка – первого красавца на селе, выучившегося в Киеве на учителя и имевшего от рождения характер хоть и скверный, но весьма весёлый…
*******
Началось