Взгляд взбудораженного Ивана зацепился за проходящую молодую девушку: «Дома, поди муж, а она перед всеми тут попой вертит! Как моя „благоверная“! Тоже врет мне всю жизнь: „Люблю!“ Кого? Меня, деревенщину? Она, умница и красавица? Не верю, и никогда не верил!»
Он вспоминал годы совместной жизни: знакомство, робкие поцелуи, совсем неожиданное «да» девушки, свадьбу обалдевшего жениха и счастливой невесты, распределение на один завод, рождение дочки, получение квартиры…
Казалось бы всё хорошо, но… Но это внутреннее его недоверие, зажатость мешало жить в полный рост. Он, как бы, со стороны смотрел на себя, на жену и думал: «Ну, когда ж ты раскроешься во вранье своём?»
И когда Света начала расти на производстве, муж мысленно произнес: «Ага! Вот ты и попалась, шлюха! С начальником цеха крутишь!»
Вскоре Светлану директор перевел из замначальника цеха в другой цех – начальницей.
А муж измыслил: «О, уже с директором закувыркалась!»
Жена подолгу засиживалась на работе, часто и в выходные работала, а он…
А он стал похаживать к соседке… так, по-соседски… так, от злости…
За раздумьями Иван добрался до… Нет, не до больницы. Сами ноги привели… домой!
Дверь открыла Светлана, вгляделась в мужа:
– Что с тобой?
Он ей не говорил, что обследуется, врал, что устал и взял отгулы…
Жена взяла из вялых рук бумаги, стала прямо в прихожей читать и выдохнула:
– Господи…
Иван увидел, как вдруг из глаз её выкатились слезинки, но жена проглотила ком и стала убежденно говорить:
– Ваня, собираемся и едем в больницу! Прямо сейчас! Ты не думай ни о чём! Всё сделаем! Машину продадим! Дачу! В Москву… за границу… Мы вылечимся, Ваня!
В машине Иван смотрел, как в первый раз, на жену, вздыхал, затем не выдержал:
– Света, короче, виноват я пред тобой… было дело… с соседкой… Но это я так, от злости на тебя… ты ж, вроде, с начальниками…
Жена резко повернула на обочину, остановила машину и долго смотрела на мужа:
– И как же тебя назвать? Не веришь единственному человеку, который тебе не врал! Я люблю только тебя! Таким, каким и видит любящая: единственным и самым близким. А этот подонок, нач. цеха, лез грязными руками… Я ему затрещину по морде, а он сволочь, со злости слухи пустил… я заявление на увольнение… директор всё расспросил и перевел меня в другой цех… А про «твою соседку» мне старушки подъездные сразу доложили… Знаешь, сколько слез моих вытекло по ночам? Эх, ты, Ваня, Ваня, как тебя после этого назвать?
Иван неожиданно заулыбался и сказал радостно:
– Эх, Светка! А так и зови, как есть – придурок! Эх, Светочка, мне и умирать сейчас не страшно! Вылезли